Обнаженные розы - [84]

Ира и её мать глухо, с надрывом сдавленно мычали в ужасе, глядя на не подвижное тело бабушки и матери.

Старая женщина ещё несколько раз едва заметно вздрогнула и застыла, затихла, словно обессилев и устав.

Я видела, как из-под её головы по лезвию пилы стекают обильные, торопливые струи крови.

Тёмно-алые и багровые капли застучали по полу.

Кровавая лужа под телом умершей женщины стремительно растягивалась, увеличивалась.

-Я ставлю новый будильник.-объявил Романтик.

Я с трудом оторвала взгляд от погибшей пожилой женщины. Взглянула на него с яростным презрением.

Я бы сожгла его взглядом, если бы могла...

Мне пришлось приложить колоссальные усилия, чтобы двинуться с места.

Я пролезла дальше. Пробралась через пять скрещенных нитей и выпрямилась во весь рост, стоя перед телом умершей женщины.

Лужа крови под ней всё ещё растекалась. Я видела в ней скользящие, тусклые отражения.

-Поздравляю!-Романтик достал нож и положив на стол толкнул вперед.-Забирай любую.

Он хохотнул и встал со стула.

-И не вздумай жульничать, девочка, или творить какие-то ещё глупости. Я верю, что в твоей прекрасной головке наверняка бушует праведный гнев, и таятся идиотские представления о справедливости. Так вот, не вздумай поддаться ни тому, ни другому.

Он встал надо мной, подошел ближе. В его руке появился длинный, массивный нож с хищно загнутым лезвием.

-Поняла?-произнёс он глядя на меня.

-Поняла.-проворила я холодно, глядя в темные прорези его белой маски.

-Вот и умница.-он кивнул на пленниц.-Освобождай ту, которая тебе больше симпатична и можешь убираться.

Он обошел меня и начал срезать своим ножом красные линии.

Они лопались, как струны. То и дело тренькали, несчастно звенели миниатюрные колокольчики.

Я оглянулась на стол. Там всё ещё лежал короткий нож, который он мне оставил.

Я подошла к столу. Взяла нож...

Глаза ослепил яркий свет. Свет солнца. Но его лучи были холодными.

Я стояла посреди просторного, заросшего травой и полевыми цветами обширного поля.

Надо мной висело угрюмое, грифельно-серое небо.

-Догоняй нас! Давай!-звучал какой-то девчоночий голос.

-Я не могу...-услышала я.-Стойте... мне тяжело дышать... я не могу...

-Слабак! Ты просто слабый мальчишка! Слабак!

Я увидела, как светловолосая девочка с хвостиком, одетая в красное платье тычет пальцем в мальчишку.

Тот тяжело дыша, склонился, уперев руки в колени. Он дышал тяжело, с присвистом втягивая воздух.

-Я не могу...-простонал он.

Одна из девочек, с длинной, каштановой косой подняла с земли каштан и бросила в него.

-Ай!-он закрылся руками.-Не надо... Нина!

Девочка с косой, в желтом платье с черным горошком, снова бросила в него каштаном.

-Давай догоняй нас!

-Догоняй!-светловолосая девочка, в красном платье тоже швырнула в него каштан.

-Ай!

-Слабак!

-Догоняй!

Девичье хихиканье...

Воспоминание сникло, изменилось.

-Клёвые часы.-плотный, краснощекий парнишка с пустыми, бледными глазами склонился над сидящим за столом мальчиком.

Тот поднял меланхоличный взгляд. С тревогой взглянул на толстого здоровяка.

-Это отцовские.

У сидящего мальчишки были тёмно-русые волосы и фисташкового цвета глаза с карими вкраплениями. И болезненно бледная кожа на лице.

Я опустила взгляд на его часы.

Настоящие, массивные мужские часы. Слишком большие для тонкой детской руки.

У них был коричневый ремешок, а циферблат отливал глубоким, темно-синим цветов. Цифры были римские, а стрелки на концах имели миниатюрные короны.

-Давай сюда.

-Что? Почему?...

Толстяк отвесил ему подзатыльник.

-Давай, падла, а то нос сломаю!

-Иди к чёрту!

-Ах ты...

Между двумя мальчишками завязалась потасовка.

Они упали на пол. Вокруг них тут же столпилась гурьба других мальчишек.

Они кричали, болели, поддерживали и твердили:

-Бей слабака!

-Бей слабака!

-Бей его! Мочи! Мочи!

-Сломай ему нос, Миха! Давай! Да!

-Разбей лицо! Разфигачь!

-Зубы! Зубы ему повыбивай!

Воспоминание растворилось, исчезло.

Рвущееся из груди взволнованное дыхание, поднимало мою грудь.

В ушах ещё звучали остатки голосов тех мальчишек.

Я не двигалась.

Я стояла на месте, не шелохнувшись, затем опустила взгляд нож в моей руке.

Тяжесть его рукояти вселяла волнительную уверенность.

Я оглянулась на Романтика.

Мои глаза сузились, я сверлила взглядом его спину. Он всё ещё срезал нити и отшвыривал их к стене.

Я могла бы успеть... Наверное... Если очень быстро...

Я опустила взгляд на тело мёртвой женщины.

Она замерла, выгнувшись животом и грудью вниз.

Её свисающие руки касались пола, а шея и голова повисли на пилах.

Из-за этого она выглядела, как будто бы надломленной.

Я подняла прожигающий взгляд на Романтика.

Я с тяжким трудом отвернулась от него. Подошла к пленницам.

Я посмотрела в их мокрые от слёз глаза.

В перепуганных, растерянных небесно-голубых глазах маленькой Иры я увидела всю гнетущую тяжесть увиденного и пережитого ею кошмара.

Я увидела в её глазах крик. Она кричала от ужаса. Кричала глазами.

Потому, кричать устами не могла. Она не могла поверить в происходящее. Этот ребенок никогда не знал, не задумывался, что так бывает.

Она смотрела на меня. Она просила. Кричала и просила. Слёзно просила помочь, исправить, прекратить.

Она смотрела на меня с ожиданием и всё той же, кроткой надеждой.