Обнаженные души - [26]

– Избавь меня от этих лекций, будь добр, – Венсан помолчал. – Я знаю, что, если бы предложил тебе работу, это было бы менее унизительно. Но у меня нет работы, у меня есть деньги. А тебе они нужны. Возьми их. Разве в вашем коммунистическом учении не говорится, что все деньги принадлежат народу?

– Не совсем так.

После очередной паузы Венсан устало продолжил:

– Пойми, Сесар, я мог бы просто отдать арендную плату хозяину квартиры, и ты бы ничего не узнал. Но я решил, что так будет честнее. И я не жду, что это изменит твое отношение ко мне. Думай на мой счет все что угодно.

Сесар медленно протянул руку к стопке денег.

– Здесь слишком много.

Венсан пожал плечами.

– Извини, но сумму я не уточнял.

Сесар был серьезен, в подобной ситуации это был удар по его гордости.

– Я обещаю, что, когда закончится война, я отдам все до последнего франка.

– Не зарекайся. Очень может быть, что после войны нечего будет отдавать. Да может статься, что и некому.

* * *

Ева вновь подошла к столику немцев, который был занят практически каждый вечер. Вновь, как и в день знакомства с фон Ваусом, попросила прикурить. И фон Ваус вновь с готовностью чиркнул спичкой. Все за столиком жадно смотрели на нее, на ее черное платье, опоясанное атласным поясом, на ее алые сжатые губы. Все, кроме Эрвина фон Беерхгофа. А она устремила взгляд своих томных глаз именно на него.

– А вы не курите?

Это было чересчур откровенно. Но он удивился лишь на мгновение, а потом лицо его вновь подернулось пеленой равнодушия.

– Нет, это вредит здоровью.

Ева окончательно поняла, что этот человек был совершенно неприступен.

V

– То ли он вообще равнодушен к женщинам, то ли у него кто-то есть.

– Жаль, – Венсан покачал головой, начиная понимать, что их план может не сработать. – Жаль, – повторил он тихо. – Ладно. А к кому у нас есть подход, кроме Вернера фон Вауса?

– Отто Тарельман…

Соланж опустила глаза при упоминании второго имени. Ей стыдно было даже присутствовать при обсуждении этого вопроса.

– В принципе, Ганс Бранденбург.

Венсан подумал.

– Вернер фон Ваус, – наконец произнес он.

– Я не совсем понимаю, кого мы выбираем, – заметил Ксавье.

– Немца из военной верхушки. Ева завлечет его в ловушку, устроенную нами, и мы устраним его.

– Но это же безумие, – наконец поняла Соланж. – Это опасно.

– Где вы встречаетесь? – уточнил Венсан, не обращая внимания на слова Соланж.

– Обычно у него. Пару раз у меня.

Все неловко помолчали.

– Хорошо. Встретитесь у него, – подытожил Венсан.

Но Соланж перебила его:

– Что же здесь хорошего? Если она пойдет к нему одна, а потом, если его… если его убьют, – она говорила «если», как будто это еще подлежало сомнению, а «убьют», будто боялась произнести «убьем», – подозрение может пасть на Еву. Это неоправданный риск!

– Я пойду на этот риск, Соланж, – мягко сказала Ева, и казалось, она впервые говорила столь мягко.

Слезы едва не навернулись на глаза Соланж. От отчаяния, что она никак не могла переубедить Еву, и от страха, что это могло погубить ее.

– Ты самая лучшая из всех нас, – растроганно сказала она.

* * *

Венсан смотрел на стройный силуэт Евы, скрытый сигарной дымкой у черного рояля.

Она заметила его.

И когда допела, прошла мимо, в надежде услышать что-то существенное. Подол ее платья коснулся его, он прищурил глаза, сделав глубокий вдох. Еще один ее шаг, и он действительно остановил ее за локоть.

– Подожди.

Она остановилась и обернулась.

– Ева, скажи, ведь ты понимаешь, что мы все сейчас живем и играем наши роли ради чего-то более важного?

– Я понимаю. К чему этот вопрос? – изумилась она.

– Ты никогда не упрекала меня… – выдавил он.

– Ты делаешь из меня проститутку. Я должна быть тебе благодарна?

Это было сказано резко, словно она долго держала это в себе. Ева высвободила свой локоть и медленно пошла прочь. Когда она подошла к столику немцев и обвила своими нежными руками толстую шею Вернера фон Вауса, Венсан отвернулся и вышел из бара.

* * *

Венсан был раздавлен. Что-то жгло его изнутри. Ревность?

Он зажмурил глаза и сжал губы, словно усилием воли пытался прогнать навязчивую картинку. И впервые почувствовал себя запутавшимся. Может быть, только сейчас он думал о себе как о человеке. И не знал, правильно ли он поступал, отдавая борьбе то, на что не имел права покушаться, и то, что было ему так бесконечно дорого.

Мадам Бернадет вышла из кухни и, заметив молодого человека сидящим на ступенях дома, всплеснула руками.

– Мсье Венсан, что ж это вы? – Флоран с теплом относилась к своему постояльцу.

Она скинула передник, бросила его на перила лестницы и подошла.

– Что ж вы мучаете себя? Да разве оно того стоит?

«Разве она того стоит?» – хотела сказать мадам Бернадет. Он растерянно посмотрел на нее.

– Да бросьте вы думать о ней, мсье Венсан. Других, что ли, мало? Вы на себя посмотрите. Вы же видный, молодой, образованный.

Его взгляд скользнул вниз по ступенькам. Мадам Бернадет присела рядом, пытаясь вразумить его.

– Вы же хороший, Венсан, а она… Забудьте вы ее. Она падшая женщина, путается с немцами да с их прихлебателями…

Она смотрела на него с материнской нежностью, а он задумчиво улыбнулся ее наивности.

– Ах, Бернадет, Бернадет…