Обнаженная со скрипкой - [2]

– Вещь! Можно? – спросил Антон, берясь за ключ, который, скорее всего, был из новоделов, подобранных взамен утерянных оригиналов.

– Теперь он в вашем распоряжении. Если договоримся, конечно! – разрешающе кивнул хозяин седой головой. – Только осторожно, петли расшатались, я саморезами их прикрутил, но это так, «на соплях».

– Саморезами, говорите?! – пробормотал себе под нос Антон, осторожно потянув на себя створку двери. – Саморезами – это вы напрасно!

– Ну уж как мог! Лара торопилась куда-то, да так рванула дверку, что та чудом не сорвалась!

– Рванула Лара. А дверок пара! – зарифмовал Антона свое возмущение. – А за это вы бы ей по рукам! Вашей этой Ларе…

– Ну, что вы! Как можно по рукам? Ей по рукам никак нельзя, руки ей беречь надо.

– А по мягкому месту? – подсказал Антон, вынимая верхнюю полку из шкафа.

– Ну, лет двадцать назад это и подействовало бы, а теперь уже поздно! – заметил Петр Владимирович.

Тут в комнату вошла женщина, и генерал поспешил представить свою супругу. Валентина Григорьевна знала, что должен прийти мастер, и смотрела на Антона с интересом. И надо признать, ожидания ее не оправдались. Потому как виделся ей столяр неким мужчинкой возрастом за полтинник и больше, с одутловатым, если не сказать, испитым лицом и нездоровыми, прокуренными желтыми зубами. И непременно в прожженном, испачканном клеем, лаками и морилками, холщовом фартуке. А тут – женщина даже зажмурилась на мгновение – столяр смотрелся как молодой преуспевающий бизнесмен. Рубашка с «подворотничком», темно-синие вельветовые, в мелкий рубчик брюки, бархатный, в тон брюкам, пиджак. Мягко пожав протянутую женщиной руку, Антон назвался: «Антон. Мастер-реставратор. Карпачев». И широко улыбнулся, продемонстрировав замечательные белоснежные зубы. Чем привел супругу генерала в искреннее восхищение.

– Здравствуйте, Карпачев Антон! – приветливо сказала генеральша. – Какой же вы… – казалось, она пытается подыскать нужное слово. – Молодой для такой профессии, коллега!

Назвав Антона коллегой, она не погрешила против истины. Валентина Григорьевна Рерберг тоже встречала гостей «по одежке», но провожала… по улыбке. Дело в том, что она была стоматологом. То есть, занималась «реставрацией» зубов. Причем «реставратором» она была потомственным, уже в пятом поколении. И данное обстоятельство много лет назад чуть было не расстроило брак аспиранта «бауманки» Пети Соколова с очаровательной петербурженкой, студенткой первого столичного меда. «Да, Соколова – звучит нормально! – соглашалась Верочка Рерберг. – Но Соколовых – не обижайся, Петенька! как Орловых, Ивановых, даже Рабиновичей – пруд пруди. А вот Рерберг в моей профессии – это как знак качества на твоих «изделиях»!

Так и осталась она при девичьей фамилии. Как дантист любила чистоту, порядок, мягко «подправляла» в решении домашних вопросов мужа, контролировала ситуацию с дочерью. В последнее время заботило ее отсутствие у той достойной партии, стоящего жениха. И хотя о некоторых «друзьях-приятелях» дочери Валентина Григорьевна знала, относилась она к ним достаточно критически.

– И что же вы с ним намерены делать? – глянув на шкаф с серьезным видом задала она довольно наивный вопрос, когда к тебе приехал мастер-реставратор антикварной мебели.

«Генеральша» была ухоженной женщиной, следившей за своей внешностью, а потому и в любом, в том числе и в темно-зеленом домашнем брючном костюме смотрелась достойно. Недавно она перешла на новую парфюмерную воду – Histoires de Parfums 1969 – с каким-то чувственным ароматом. Каштановые волосы оттеняли цвет ее глаз, карих, но, скорее, светлых.

– Шкаф замечательный, интересный. Ему где-то в районе ста – ста двадцати лет, но жил он в разных условиях, побывал и в транспортных переделках, да, вероятно, и дети с ним обращались весьма вольно, – поставил Антон диагноз будущему «пациенту». – Сначала, естественно, приедет мой компаньон-ассистент, разберет его на составные части и отвезет к нам в мастерскую. Там смоем старый лак, поговорим с деревом, оно, скорее всего, немало расскажет – за сто лет многое случалось. Определимся с ремонтом, подберем брусочки для замены, и, как говорится, помолившись, начнем. Полагаю, месяца три у нас с ним будет интересный диалог.

– Так долго? – искренне удивилась Валентина Григорьевна. – И во что нам станет этот ваш трехмесячный диалог с деревянным визави?

– Ну, вот – опять двадцать пять рублей за рыбу деньги! – отшутился Антон. Хотите, я куплю вам новый хороший шкаф, какой вы сами выберете – с ценой не стесняйтесь – а этот заберу себе? – с улыбкой предложил Антон.

– Не хочет! – сразу вступил в разговор Петр Владимирович.

– Вот видите, он же вам дорог не как мебель, а как фамильная ценность! Вот цену вы сами и назовите. Вы же консультировались, наверное?

В таких переговорах Антон руководствовался несколькими золотыми правилами. Во-первых, даже если волнуешься, нельзя подавать вида, во-вторых, никогда не надо экономить деньги заказчика, он сам это сделает лучше. Потому Антон никогда не называл цену первым, и выходило так, что чаще всего он как бы «соглашался» с клиентами. Они, впрочем, были людьми состоятельными, свои вещи ценили весьма высоко, так что и реставрация их должна была быть солидной в денежном эквиваленте.