Обнаженная натура - [32]

Шрифт
Интервал

– Слушай! – Глаза Ларисы таинственно засветились. – Ведь твой папаша мотается по заграницам?

– Ну он типа в этом, как его… – прикидываясь придурком, ответил я. – Во Внешторге работает.

Она не обратила внимания.

– У вас есть карты? Городские карты? Ну типа Лондон там, Париж, Нью-Йорк?

Я кивнул, не понимая, к чему она клонит.

Из нижнего ящика стола вытащил стопку разного бумажного барахла, привезенного отцом из командировок. Вывалил на ковер. Пестрые брошюры отелей, какие-то рекламные листовки, журналы с яркими обложками на глянцевой бумаге и, конечно, карты. Парижа и Лондона не оказалось, зато были Стамбул, Улан-Батор и Хельсинки.

– Очень хорошо! – Она раскрыла карту Стамбула, разложив по полу бумажную гармошку с путаницей незнакомых улиц и переулков. – Кажется, у нас есть план.

33

План был великолепен. Он был прост и логичен, а главное, безупречен. Лаконичен, как изречение гения. Зависть кольнула меня под лопатку, мне слегка, совсем чуть-чуть, стало обидно, что столь изящная конструкция родилась не в моей голове.

Лариса с победным видом посмотрела на меня сверху вниз, я, сорвав с головы невидимую шляпу, в почтительном реверансе отступил назад.

– Да, миледи! – Я шаркнул по полу воображаемым плюмажем из страусиных перьев. – Восхитительно!

В отличие от хода моей мысли, по-мужски рациональной и тяготеющей к использованию всевозможных механических приспособлений, ее идея была чисто женской, целиком построенной на изощренном коварстве. Точнее, на психологии.

– Похотливый мужик тупей барана, – заявила она. – И не надо делать такое лицо. Это правда, и это очень хорошо. Похотливый баран сам пойдет, куда его поманят. И будь ты хоть Эйнштейн, хоть Ньютон, хоть Пифагор – если у тебя встал, то в этот момент твой интеллект не выше интеллекта птеродактиля…

– При чем тут…

– Пардон, питекантропа. Но это не важно.

В ее плане отсутствовала ванна с серной кислотой, не было хитроумного перстня с отравленным шипом, равно как и отравленного зонтика, не планировалась ловушка с опускающимся потолком или бомба под капотом, для осуществления не требовался даже кинжал, топор или револьвер. Повторяю, план был поразительно прост.

– Прежде всего мы должны перестать встречаться. – Она выставила ладонь, сдерживая мой протест. – На время! На время. Тут такая слежка, просто Алмазный фонд! Участковые, консьержки… Не хватало, чтоб еще твои перенты нагрянули.

– Я что-нибудь придумаю…

– Не надо ничего придумывать. Надо просто затаиться. И все.

Я покорно кивнул.

– Тем более тебе будет чем заняться. Сколько соток у тебя на даче?

– Гектар, – пожал я плечами. – А при чем тут…

– На этом гектаре тебе нужно найти место, где никто и никогда не будет копать. И там вырыть яму.

– Ты сошла с ума? Ты хочешь тащить… его… в ковре, что ли? Как в кино, да? Или распилить и рассовать по чемоданам? Я не собираюсь пилить…

– Угомонись! Никто не собирается никого пилить. Он сам приедет на дачу. Тебе нужно будет лишь его закопать. После… Потом.

Я потянулся за сигаретами.

– Дай и мне, – кивнула она на пачку.

– Ты ж не куришь, – сказал я, чиркая зажигалкой.

– Потом брошу. – Она глубоко затянулась, неумело придерживая сигарету тремя пальцами – большим, указательным и безымянным. – Он сам приедет. Я ему скажу, что мне подруга оставила ключи…

– А если он не согласится?

– Голубок, милый мой. – Она ласково тронула мою щеку. – Он не просто согласится, он туда помчится быстрее лани, полетит скорее ясного сокола. Пусть этот вопрос тебя не тревожит.

От этой ее самоуверенности мне стало неловко и неприятно, точно она и меня каким-то образом обидела своим пренебрежительным высокомерием. Я пожал плечами, выпустил аккуратное кольцо в ее сторону.

– Ой! – Она восхищенно выставила ладонь. – Какой отпад! Научи меня тоже, а?

– Потом. Дальше что?

– Дальше: мы приезжаем, пьем шампанское, я чистое, он с таблеткой. Потом я говорю, что мне холодно, мы зажигаем печку, он вырубается, ты закрываешь эту, как ее…

– Вьюшку. – Я задумался. – А как с машиной быть? Вы ведь на его «шестерке» приедете. Что, ее тоже закопать?

– Можно, конечно, и закопать, – усмехнулась она. – Но лучше, я думаю, на ней доехать до Болшева или Подлипок. И там оставить, с ключами в замке зажигания. Как ты думаешь, сколько она там простоит, прежде чем ее угонят?

Она была права: «шаху», да еще экспортную модель, да к тому же в Подмосковье, умыкнут в два счета. Угонят, перебьют номера, перекрасят и продадут. Была машина – нет машины. Просто и гениально.

– А Стамбул при чем тут? – Я кивнул на раскрытую карту. – Мы из Болшева прямиком в Турцию рванем?

Она коварно улыбнулась:

– Не мы. Он в Турцию рванет.

– Не понял…

– Его же начнут искать, правильно?

– Коллеги, – хмыкнул я. – Они в первую очередь.

– Вот именно. Кого будут расспрашивать? Правильно, домашних. Будут рыться в его вещах, найдут карту. Я аккуратно намекну: да, мол, пела пташка что-то про дальние страны и берег турецкий. Обещала горы золотые, соблазняла невинную девушку нецелованную, утреннюю маргаритку ненюханную…

– Ты там не переиграй, маргаритка. Это ж контора, профи. И с карты наши отпечатки пальцев стереть не забудь…


Еще от автора Валерий Борисович Бочков
Медовый рай

Забудьте все, что вы знали о рае. Сюда попасть не так уж сложно, а выйти – практически нельзя. «Медовый рай» – женская исправительная колония, в которой приговоренная к пожизненному заключению восемнадцатилетняя Софья Белкина находит своих ангелов и своих… бесов. Ее ожидает встреча с рыжей Гертрудой, электрическим стулом, от которого ее отделяют ровно 27 шагов. Всего 27 шагов, чтобы убежать из рая…


Харон

Говорят, Харон – перевозчик душ умерших в Аид – отличается свирепыми голубыми глазами. Американский коммандо Ник Саммерс, он же русский сирота Николай Королев, тоже голубоглаз и свиреп и тоже проводит на тот свет множество людей, включая знаменитого исламистского Шейха. Ник пытается избежать рока – но тот неминуемо его настигает и призывает к новому походу по Стиксу. Судьба ведет его в далекую, но все равно родную для него Россию…


Ферзевый гамбит

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Все певчие птицы

«Мой дед говорил: страх – самое паскудное чувство, самое бесполезное. Никогда не путай страх с осторожностью. Трус всегда погибает первым. Или его расстреливают свои после боя…».


К югу от Вирджинии

Когда красавица и молодой филолог Полина Рыжик решает сбежать из жестокого Нью-Йорка, не найдя там перспективной работы и счастливой любви, она и не подозревает, что тихий городок Данциг – такой уютный на первый взгляд – таит в себе страшные кошмары.Устроившись преподавательницей литературы в школу Данцига, Полина постепенно погружается в жизнь местной общины и узнает одну тайну за другой. В итоге ей приходится сражаться за собственную жизнь и на пути к спасению нарушить множество моральных запретов, становясь совсем другим человеком…


Коронация Зверя

Президент убит, Москва в огне, режим пал, по Красной площади гарцует султан на белом коне. Что будет дальше, не знает никто, даже захватившие власть, ситуация меняется с каждым часом… В наступившем хаосе социолог Дмитрий Незлобин ищет своего сына, чтобы спасти от гибели. Но успеет ли, сможет ли?


Рекомендуем почитать
Тринадцать трубок. Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца

В эту книгу входят два произведения Ильи Эренбурга: книга остроумных занимательных новелл "Тринадцать трубок" (полностью не печатавшаяся с 1928 по 2001 годы), и сатирический роман "Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца" (1927), широко известный во многих странах мира, но в СССР запрещенный (его издали впервые лишь в 1989 году). Содержание: Тринадцать трубок Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца.


Памяти Мшинской

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Желание быть городом. Итальянский травелог эпохи Твиттера в шести частях и тридцати пяти городах

Эту книгу можно использовать как путеводитель: Д. Бавильский детально описал достопримечательности тридцати пяти итальянских городов, которые он посетил осенью 2017 года. Однако во всем остальном он словно бы специально устроил текст таким намеренно экспериментальным способом, чтобы сесть мимо всех жанровых стульев. «Желание быть городом» – дневник конкретной поездки и вместе с тем рассказ о произведениях искусства, которых автор не видел. Таким образом документ превращается в художественное произведение с элементами вымысла, в документальный роман и автофикшен, когда знаменитые картины и фрески из истории визуальности – рама и повод поговорить о насущном.


Конец века в Бухаресте

Роман «Конец века в Бухаресте» румынского писателя и общественного деятеля Иона Марина Садовяну (1893—1964), мастера социально-психологической прозы, повествует о жизни румынского общества в последнем десятилетии XIX века.


Его Америка

Эти дневники раскрывают сложный внутренний мир двадцатилетнего талантливого студента одного из азербайджанских государственных вузов, который, выиграв стипендию от госдепартамента США, получает возможность проучиться в американском колледже. После первого семестра он замечает, что учёба в Америке меняет его взгляды на мир, его отношение к своей стране и её людям. Теперь, вкусив красивую жизнь стипендиата и став новым человеком, он должен сделать выбор, от которого зависит его будущее.


Красный стакан

Писатель Дмитрий Быков демонстрирует итоги своего нового литературного эксперимента, жертвой которого на этот раз становится повесть «Голубая чашка» Аркадия Гайдара. Дмитрий Быков дал в сторону, конечно, от колеи. Впрочем, жертва не должна быть в обиде. Скорее, могла бы быть даже благодарна: сделано с душой. И только для читателей «Русского пионера». Автору этих строк всегда нравился рассказ Гайдара «Голубая чашка», но ему было ужасно интересно узнать, что происходит в тот августовский день, когда герой рассказа с шестилетней дочерью Светланой отправился из дома куда глаза глядят.