Обнаженная - [11]

– Родригесъ, Родригесъ! – въ ужасѣ останавливалъ его маэстро.

– Слушаюсь, донъ Рафаэль!

И передвинувъ сигару въ другой уголъ рта, Пречистая Дѣва снова складывала руки, потягивалась, причемъ изъ подъ туники высовывались брюки съ краснымъ кантомъ, и устремляла взглядъ кверху, улыбаясь въ восторгѣ, точно на потолкѣ были выписаны всѣ ея подвиги, которыми она такъ гордилась.

Маріано приходилъ въ отчаяніе передъ своимъ полотномъ. Онъ былъ совершенно неспособенъ писать что-либо кромѣ видѣннаго, и, изобразивъ бѣлое и голубое одѣяніе, кисть его въ нерѣшимости останавливалась, тщетно призывая на помощь воображеніе, чтобы написать голову. Всѣ его упорныя усилія приводили лишь къ тому, что на полотнѣ появлялась безобразная морда Родригеса.

И ученикъ искренно восхищался ловкостью и умѣніемъ дона Рафаэля, блѣдною головою Богородицы, освѣщенною свѣтлымъ ореоломъ, и дѣтски-красивымъ и невыразительнымъ лицомъ ея, замѣнявшемъ на картинѣ жесткую голову городового.

Эта поддѣлка была въ глазахъ молодого человѣка высшимъ проявленіемъ искусства. Когда-то добьется онъ такой ловкости, какъ маэстро!

Разница между дономъ Рафаэлемъ и его ученикомъ дѣлалась со временемъ все рѣзче. Въ школѣ товарищи окружали Маріано, расхваливая его рисунки и признавая превосходство надъ ними. Нѣкоторые профессора, противники дона Рафаэля, сожалѣли, что такія богатыя дарованія могутъ даромъ погибнуть подъ руководствомъ «богомаза». Донъ Рафаэль съ изумленіемъ глядѣлъ на все, что Маріано писалъ внѣ его мастерской; это были фигуры и пейзажи прямо съ натуры, дышавшіе, по мнѣнію старика, грубою животною жизнью.

Навѣщавшіе дона Рафаэля старые пріятели стали признавать за Маріано нѣкоторыя заслуги.

– Онъ никогда не поднимется до вашей высоты, донъ Рафаэль, – говорили они. – Въ немъ нѣтъ ни благоговѣнія, ни идеализма, онъ никогда не напишетъ хорошаго образа, но, какъ свѣтскій художникъ, онъ пойдетъ далеко.

Маэстро любилъ мальчика за покорность и чистоту нравовъ, но тщетно старался направить его на путь истины. Если-бы Маріано могъ только подражать ему, то счастье его было-бы сдѣлано. Донъ Рафаэль не имѣлъ преемниковъ, и его слава и мастерская перешли-бы къ Маріано. Стоило только поглядѣть, какъ онъ постепенно, точно трудолюбивый муравей, создалъ себѣ кистью недурное состояньице. Благодаря своему идеализму, онъ пріобрѣлъ виллу на родинѣ Маріано и безконечное множество земельныхъ участковъ, сдаваемыхъ имъ въ аренду; въ мастерскую его часто являлись арендаторы, заводя передъ поэтическими образами нескончаемые толки объ условіяхъ аренды. Церковь была бѣдна изъ за упадка вѣры въ людяхъ и не могла оплачивать труда художниковъ такъ щедро, какъ въ былыя времена, но заказы дѣлались все-таки чаще и чаще, и Пресвятая Дѣва со всей своей чистотою была лишь дѣломъ трехъ дней… Но молодой Реновалесъ печально пожималъ плечами, словно съ него требовали непосильной жертвы.

– Я не могу, маэстро. Я дуракъ и не умѣю придумывать. Я пишу только то, что вижу.

Когда Маріано увидалъ обнаженныя тѣла въ натурномъ классѣ, онъ съ яроствю набросился на эти занятія, какъ-будто голыя тѣла опьяняли его и кружили ему голову. Донъ Рафаэль пришелъ въ ужасъ, увидя въ углахъ своего дома этюды съ постыднымъ изображеніемъ разныхъ частей человѣческаго тѣла во всей ихъ наготѣ; кромѣ того успѣхи ученика нѣсколько смущали учителя, видѣвшаго въ живописи Маріано силу, которой никогда не было у него самого. Донъ Рафаэль сталъ даже замѣчать перемѣну въ своихъ старыхъ пріятеляхъ. Добрые каноники по прежнему восторгались его образами Божьей Матери, но нѣкоторые изъ нихъ заказывали свои портреты Маріано, расхваливая увѣренность его кисти.

Однажды донъ Рафаэль рѣшительно заговорилъ со своимъ ученикомъ.

– Ты знаешь, Маріанито, что я люблю тебя, какъ родного сына. Но со мною ты только теряешь даромъ время. Я ничему не могу научить тебя. Твое мѣсто не здѣсь. По-моему, тебѣ слѣдуетъ уѣхать въ Мадридъ. Тамъ ты будешь въ своей атмосферѣ.

Матери Маріано не было въ живыхъ; отецъ продолжалъ работать въ кузницѣ и, когда сынъ пріѣхалъ съ нѣсколькими дуросами, вырученными за написанные имъ портреты, отецъ увидѣлъ въ этой суммѣ цѣлое состояніе. Ему совершенно не вѣрилось, чтобы люди могли платить деныи за картинки. Письмо дона Рафаэля окончательно убѣдило его въ необходимости поѣздки Маріано въ Мадридъ. Если этотъ мудрый сеньоръ совѣтовалъ Маріано ѣхать въ столицу, то, значитъ, такъ и надо было сдѣлать.

– Поѣзжай въ Мадридъ, сынокъ, и постарайся поскорѣе зарабатывать деныи. Отецъ твой старъ и не всегда будетъ въ состояніи помогать тебѣ.

Реновалесъ очутился въ Мадридѣ въ шестнадцать лѣтъ одинъ одинешенекъ, руководясь лишь своею волею, и весь ушелъ въ работу. Каждое утро просиживалъ онъ нѣсколько часовъ въ музеѣ Прадо, копируя головы со всѣхъ картинъ Веласкеса. Онъ чувствовалъ себя такъ, какъ будто только что прозрѣлъ. Кромѣ того онъ работалъ въ тѣсной мастерской вмѣстѣ съ нѣсколькими товарищами, а по вечерамъ писалъ акварели. Выручкою съ продажи этихъ послѣднихъ и изрѣдка копій съ картинъ онъ пополнялъ недостатокъ въ средствахъ къ жизни, такъ какъ отецъ посылалъ ему на прожитіе лишь очень скромную сумму.