Обменные курсы - [109]

– Не будем обращать внимания, – говорит Марыся. – Станем развлекать. Мунъстратуу очень постаралось и много всего устроило.

Так и есть. В выходные Петворта возят в разные места на берегу озера, где он сидит в кафе и пьет светлое пиво; следующий пункт программы – поездка в монастырь на холме, где усатый сторож выдает ему непомерно большие войлочные туфли, а монах в длинной рясе показывает древнюю, богато иллюстрированную Библию, написанную алфавитом, который теперь почти не используют. «Эти попы, – говорит потом Марыся, морща нос, – как они любят дурить своей пропагандой глупых людей, которые им верят». В цирке, Кырку Хывардим, Петворт смотрит на озорных мартышек и грустных львов, странным образом чувствуя себя как дома. Он посещает рыбоводческий совхоз и слушает доклад об аграрной реформе, смотрит в кинотеатре фильмы, снятые в стиле тяжелого фотореализма большими неповоротливыми камерами, про героев труда, обучение глухих детей, заводы с дымными трубами и атомные электростанции. Иногда Марыся Любиёва переводит: «Катрина своей выдающейся фигурой двигает революционный балет», но по большей части это просто мелькание образов, поскольку прочувствованные комментарии звучат на языке, который он так и не сумел выучить. От Плитплова ни слуху ни духу до вечера субботы, когда Петворт, возвращаясь в гостиницу «Галактика» (Марыся ушла в свою пристройку), видит указатель «КОНГРУССЪУМ». Дверь охраняют двое вооруженных милиционеров; за ними Петворт видит большой зал и множество флагов. На возвышении сидят люди, перед каждым табличка с именем. Их то и дело снимают фоторепортеры. Сбоку четыре переводчика в кабинках с табличками «ДОЛЬМЕЧУУ» быстро шевелят губами, и Петворту кажется, что один из них – Плитплов. Милиционер закрывает дверь и машет рукой – мол, нечего заглядывать. Петворт поднимается в лифте и заходит в номер, где большие настольные лампы и маленький телевизор как будто смотрят и слушают.

Выходные закончились; утром кажется, что цикл начнется сначала. С лекцией под мышкой Петворт спускается позавтракать в «Буттеръум». Пока они пьют плохой черный кофе с булочками, Марысю зовут к телефону.

– Небольшая путаница, – сообщает она, вернувшись. – Ваша поездка не будет такой же. Боюсь, вы не увидите ваш последний город, Провд. Какая жалость, он бы вам понравился. Просто у нас в стране маленькие сложности, из-за которых туда лучше не ездить. И ваши лекции здесь, возможно, вы не будете читать. Вместо этого мы поедем в чудесный колхоз с тракторами, и вы проведете очень приятный день. А завтра попытаемся взять вам билет на самолет в Слаку, чтобы у вас было больше времени посетить магазин «Вищвок» и купить сувениры.

– Это как-то связано с языковой реформой? – спрашивает Петворт.

– Отчасти, – говорит Мари. – Все скоро разрешится. Только какая жалость про вашу поездку. Теперь вы не сможете прочесть ваши лучшие лекции.

Когда они выходят в вестибюль, Петворту кажется, что вооруженных милиционеров несколько больше обычного и что позже, в чудесном колхозе с тракторами, где они бредут вдоль овощных гряд, Марыся Любиёва выглядит бледнее и напряженнее, чем раньше. По возвращении в отель Петворт уже не застает указателя «КОНГРУССЪУМ»; в номере, едва он туда входит, звонит телефон.

– Вы одни? – спрашивает голос. – У вас никого нет?

– Никого, – отвечает Петворт. – Это Плитплов?

– Кто-то вроде, – говорит голос. – Вы удивляете про обед, думаете, вас забыли.

– Нисколько.

– Мы перенесем обед на другой день. Сейчас я собираюсь назад в Слаку. У меня тревожная жена, очень деликатная, и она не видела меня три дня. Вы читаете свои лекции?

– Нет, – отвечает Петворт.

– Что ж, маленькое слово совета от старого друга, – говорит голос. – Думаю, вам надо сказать своей очаровательной переводчице, что вы тоже хотите вернуться в Слаку. Это не так трудно устроить. Вы – важный официальный гость.

– Я вылетаю завтра, – говорит Петворт.

– Хорошо, – произносит голос. – Надеюсь, самолеты летают. Спите очень хорошо, мой друг.

На следующее утро такси привозит их в аэропорт. Зал ожидания переполнен, у двух регистрационных стоек выстроились длинные очереди.

– Невозможно, – говорит Марыся Любиёва. – Ждите здесь, пожалуйста, я пойду и попробую договориться. Вы не уйдете? Я не потеряю вас снова?

– Нет, – отвечает Петворт, стоя, как в день прилета, спиной к колонне над сваленными грудой вещами.

Вокруг снует вечно занятая толпа; лица, чужие, незнакомые и всё же более привычные, чем когда-то, возникают и пропадают в толчее. В конце зала тикают часы; на одном киоске написано «ЛУТТУ», на другом – «КОСМОПЛОТ». Аэропорт пахнет карболкой и балканским табаком, несмотря на развешанные повсюду таблички «НОКУ РОКУ». Подъезжают автобусы, толпа становится всё гуще; не слышно, чтобы самолеты взлетали.

Наконец через толпу протискивается Любиёва.

– Маленькое затруднение, – говорит она. – Может быть, не очень маленькое. Все хотят лететь в Слаку, а самолеты не летают. Однако сегодня вечером будет самолет, и, думаю, мы им улетим. Видите, с вами обходятся как с очень важным гостем. Ничего, если придется подождать? Большую часть этих людей отправят по домам. Они думают, что их билеты годятся, но это не так.