Обмен заложниками - [118]

— Интересно, крайне интересно, — подытожил Георгий Петрович. — Ты, голубчик, иди, ясно нам все.

Ростислав вскочил, сразу оказавшись выше коменданта на полторы головы.

— Я тогда… ждать буду? — пытаясь поймать то мой, то комендантский взгляд, юноша бочком, бочком вышел из кабинета.

— Ну, что скажешь? — по лицу Георгия Петровича я не смог прочесть ровным счетом ничего.

— Скажу? Сначала я должен это видеть.

Но снова встретиться с Ростиславом нам пришлось не скоро. Такая вокруг него заварилась каша, так тряхануло этот маленький провинциальный мирок, что отзвуки докатились до метрополии.

Когда стало казаться, что разрешения или отказа не придет никогда, я счел нужным взять ответственность на себя. Границу собственных полномочий я представлял смутно и посоветовался только с комендантом.

— Ну, Антоша, у тебя карт-бланш. Если считаешь, что здесь революции не будет, то махни флажком.

И я махнул.

Они сидели рядом, напряженные, как крепостные крестьяне перед фотоаппаратом, еще не верящие в происходящее, одурманенные неизвестностью.

— Георгий Петрович, Антон Андреевич, познакомьтесь, — сказал Ростислав, — это Шуль.

В небольшом пластиковом домике, построенном на старый манер на сваях над водой, по потолку плавали солнечные разводы. Мы стояли на пороге, за нашими спинами шумел лес.

— Здрасстуйте, — сказала Шуль, — очень рриятно ознакониться.

Мы привыкли искать красоту в хищниках. Восхищаться прыжком тигра, полетом орла, бегом волка. И сейчас я не смог удержаться от разглядывания огромной ящерицы. Продолговатая голова, расходящиеся вниз и вбок нижние челюсти сейчас сомкнуты, зубы почти не видны. Глаза большие и раскосые, радужка цвета перламутра, крошечные черточки зрачков. Аккуратные ноздри — как две тильды. Насечка жабр на шее. Мускулистые передние конечности, длинные и изящные, заканчивающиеся далеко не рудиментарными когтями. Плечи покатые, как у пушкинских красавиц.

Разумеется, Шуль не пыталась взгромоздиться на стул. Сидел Ростислав, а его жена полукольцом расположилась вокруг. Кончик ее тритоньего хвоста, похожий на столовый нож, лениво скользил по полу. Левой лапой она опиралась на плечо законного мужа, а правую положила ему на колено. «А ведь в ней килограммов двести», — подумалось мне. Но ящерица владела своим телом в совершенстве — было видно, что ее прикосновения невесомы.

Краем глаза я скользнул по коменданту. Георгий Петрович замер. Смотрел с прищуром, оценивающе. Нет ли у него братьев на острове Пасхи? Что-то задело меня в его взгляде. Но в тот момент я не мог анализировать входящую информацию.

Стол был накрыт на четверых. Для нас — хлеб, салаты, вполне земной стол. Для Шуль — большая тарелка сырой рыбы.

Георгий Петрович быстро притянул к себе основное внимание. Шутил, философствовал, рассказывал что-то из жизни. Думаю, Шуль была ему благодарна.

Потом Ростислав предложил нам отдохнуть и накрыл чай на веранде. Они с женой собрались прогуляться, а мы с комендантом развалились в шезлонгах, наслаждаясь бездельем.

Георгий Петрович задумчиво разглядывал противоположный берег.

— Сложно, Антоша, ох, как сложно с этим приютом…

— Шнехи боятся?

— Самое смешное, что не шнехи, а наши. Те-то давно подтвердили, что двух шнешат пятилетних передадут Шуль под ее ответственность.

— Вы не говорили раньше…

— А что болтать раньше времени? Наши, наши уперлись. Придурки из конфессии Сверхнового Завета воду мутят. Мол, противоестественный союз. Не дадим калечить души детей. Скоро до анафемы дойдут.

— Я бы на их месте упирал на практические вопросы. Пятилетние шнешата — еще совсем дети. Нелогичное поведение. Много риска.

Георгий Петрович широко улыбнулся:

— Нравится мне, Антоша, как ты сам себя прикладываешь. В нашем плане всюду дырки, но они конфликтологу не помеха!

Мы еще поговорили о том, о сем. Потом комендант задремал, а я, чтобы не последовать его примеру, решил пройтись. От домика в разные стороны расходились едва намеченные тропинки, и я выбрал ту, что змеилась вдоль берега.

Сначала я услышал Ростислава, а потом уже увидел обоих на поваленном дереве у кромки воды.

— Огненный фронт заката взрезан утеса глыбой, — чеканил он особенным, глубоким голосом.

За гранью яви можно было услышать ритм тамтамов. Шуль обернулась вокруг Ростислава стальной полосой и придерживала его за шею тысячей зубов-игл. Нежно-нежно.

— Солнце идет на запад, словно на нерест рыба, — продолжал охотник.

Черт, да он же читает ей стихи! Грузит девушку! Я замер, глядя сквозь заросли на сплетенные фигуры. Потом тихо, стараясь не хрустнуть веткой, отступил назад и поспешно вернулся к дому.

Я увидел что-то такое, с чем мой разум пока был не в состоянии справиться. Представил, что моего загривка касаются бритвенно-острые кончики зубов. Мурашки не заставили себя ждать.

Мальчишек звали Макс и Шесс, девчонок — Тамара и Лийл.

К недельной годовщине открытия приюта, а правильнее сказать — появления смешанной семьи, я заказал с орбиты снаряжение для подводного плавания. Теперь они могли плавать и гоняться за рыбами вшестером, все вместе.

Шуль научилась готовить подобие суши, и, когда я приходил к ним в гости, мы ели одни и те же блюда.