Обмен мужьями Правдивая история нестандартной любви - [23]

— Это всё?

— Да! — захныкал он в полной панике. Я не могу быть с такой женщиной. Если она такова после выходных, какой же она будет потом? Ты помнишь Роковое влечение!

Мной столь сильно овладел инстинкт защиты, что мне захотелось немедленно вернуться и накричать на неё. Жиль в беде, и ничего другое не имеет значения.

В моей голове стремительно возникали непрошенные мысли.

Недоверие… Как можно быть расстроенной настолько, чтоб потерять способность двигаться?

Досада… Какая бессмысленная потеря денег за билет!

Рассудительность… Они виделись только дважды, что она ожидала?

Неприязнь… Какой эгоизм с её стороны — так расстраивать людей.

Жалость… Бедному Жилю приходится разбираться с этим.

И, совершенно неожиданно.

Самодовольство… Ха! Жиль столкнулся с требовательной женщиной. Ну, пусть попрыгает.

Я задавила их в зародыше и сказала:

— Жиль, chéri, ne t’inquiète pas (не волнуйся, дорогой — фр.) Я прилечу через пять часов. Дай телефон ей, а я дам Мортену. Я думаю, ему удастся до неё достучаться, даже если у тебя это не получается.

Я передала телефон нахмурившемуся и испуганному Мортену. Все выходные мы били веселы и счастливы. Внезапно, я почувствовала приступ ярости на Елену за то, что она причинила боль двум моим любимым мужчинам.

Последовал разговор на шведском, но его суть была понятна даже мне. Елена не могла и не хотела успеть на самолёт. В её мире печаль была для этого совершенно нормальной причиной. Закончив разговор, Мортен взял меня за руку и сказал:

— Мы может попробовать сделать всё, что от нас зависит, чтоб исправить это — я имею в виду ты и я. Честно говоря, у нас мало надежды, если Елена и Жиль не будут вместе. Разные страны, сложная логистика. Всё очевидно.

И это было так.

Моя новая любовь начала скрипеть и трескаться, а мои воздушные замки развеялись клубами дыма. Лопнули. Подобно Икару, я танцевала слишком близко к солнцу и внезапно начала падать в пропасть. Никогда в жизни я не чувствовала себя настолько потерявшей управление. Не стоит говорить, что я не обвиняла в этом Жиля. Я любила Жиля. Или Мортена. Я любила Мортена.

Я обвиняла Елену.

— Нам надо идти. Твой самолёт уже скоро, — сказал Мортен.

Мне хотелось топнуть ногой и сказать: “Возможно, я тоже слишком расстроена, чтоб уезжать!” Но я не сделала этого. У меня звенело в ушах, мои руки дрожали, но я не могла капризничать.

— Дорогая, пожалуйста, когда ты вернёшься домой, пригляди за моей маленькой Еленой. Она расстроена и одна в чужой стране.

Как он может просить меня о подобном? Присмотреть за женщиной, которая уничтожает возможности моих новых отношений? Но когда я открыла рот, чтоб рассказать о том, что чувствую, я смогла сказать лишь: “Я обещаю. Не волнуйся.”

И я собиралась сделать это. Даже если мне не случиться быть с ним. Но если я могу присмотреть за женщиной, которую он любит и он в результате будет чувствовать себя лучше, я сделаю это.

Мы ничего не говорили. Ни в машине, ни на регистрации рейса, ни у выхода на посадку. Но прямо перед тем, как я собиралась идти и повернулась к нему спиной, может быть в последний раз, он неистово схватил меня. Вцепился в мою талию и в мой рот. Его руки держали мои, а наши голубые глаза, отражающиеся друг в друге, наполнились слезами.

— Мы попробуем, ага?

Это был сдавленный и безнадёжный возглас капитуляции. Мы были не в силах повлиять на ситуацию.

Обратный полёт был одновременно и слишком коротким и слишком долгим. Приземлившись, я позвонила домой. Ответа не было. Они не могли выйти. Может быть Жиль убил Елену? Или Елена убила Жиля?

Когда я открыла дверь, дом был тих и пуст, за исключением звучащей из проигрывателя Имоджен Хип и горящих на столе свечей. Я задула их. Никого в гостиной. Никого на кухне. Никого в столовой.

Я нашла их в спальне. Жиль, очевидно, плакал. Елена нежно гладила его волосы. И очевидно, что под одеялом они были обнажены. В панике из меня вылетели слова:

— Всё нормально? Что происходит?

— Я люблю твоего мужа, — ответила Елена. Но он не знает — любит ли он меня.

Взрыв эмоций отозвался в моём животе. Не похоже на то, что между ними всё кончено, это скорее сближение. Я подошла к Жилю и посмотрела на него. Он выглядел смущённым и уязвимым. Я должна была выглядеть также. Я поцеловала его в лоб, взяла себя в руки и сказала: “Уже поздно, я иду спать. Если вам надо всё толком обсудить, я предлагаю вам провести эту ночь здесь вместе. Я люблю вас. Удачи.”

Я наклонилась и поцеловала Елену в щёку. Она неуверенно улыбнулась и поблагодарила меня.

Я закрыла дверь нашей спальни и позвонила Мортену. Я услышала его испуганный голос ещё до конца первого гудка. Я сказала:

— Всё в порядке. Они в порядке. Я не знаю точно что именно происходит, но они не расстались, я уверена.

Я услышала вздох облегчения. Но я была не в состоянии поддержать его.

— Я иду спать.

— Но, милая, это хорошие новости. Почему ты так расстроена?

— Потому, что я обязана своим счастьем кому-то другому.

— Но разве не именно в этом и состоит любовь?

Я была сердита. Сердита на себя за то, что я оказалась в этой ситуации. Сердита на Елену за то, что она не заботилась о последствиях своих действий. И сердита на Мортена за то, что он не понимал как мне плохо. Я не понимала раньше, что участие в четвёрке означает, что вы не можете полностью отвечать за свою судьбу и отношения. И это открытие мне совершенно не понравилось.