Обмен - [4]

А дальше, по правую руку от него, появился болезненного вида невыспавшийся парнишка, сын владельца гостиницы, который стращал всех привидениями, что обитают в заброшенных домах, и водил туда сомневающихся, — дерзкий на язык, с приплюснутым носом и бульканьем в горле, которое возвещало долгую октябрьскую смерть, невыразимо жуткое падение дома Эшеров.[3]

Потом появилась еще одна девочка.

А рядом с ней…

А дальше…

Мисс Адаме поставила перед ним последнюю книгу, и в памяти всплыло дивное создание из далекого прошлого. В том времени остались слова, которые его застенчивое двенадцатилетнее отрочество не могло выговорить вслух, зато ее умудренная опытом тринадцатилетняя юность тихо произнесла: «Я — Красавица. А ты? Ты — Чудовище?»

Теперь он хотел дать ответ — хоть и запоздалый — этой прелестной маленькой фее: «Нет. Чудовище прячется в темноте, а когда часы пробьют три, выходит напиться».

На этом все и завершилось, последние тома уже были расставлены, как два кромлеха:[4] снаружи — большой круг, из его собственных отображений, внутри — круг поменьше, из незабытых, неизбывных лиц, летних и осенних имен.

Он посидел без движения минуту, другую, а затем потянулся к книгам, которые прежде — да и теперь — безраздельно принадлежали ему; он раскрывал очередной том, проглатывал, закрывал и брался за следующий, пока не замкнул внешнее кольцо; после этого ощупью нашел плот на реке, и заросли ракитника, где жили ураганные ветры, и резвую вороную лошадку на лугу, и прелестную всадницу. Спиной он услышал, как хранительница тихо отошла в сторону, чтобы оставить его наедине со словами…

Прошло немало времени, прежде чем он откинулся на спинку стула, протер глаза, оглядел свои оборонительные сооружения, крепостные стены, римские валы и согласно покачал головой, не чувствуя скопившейся в глазах влаги.

— Верно.

— Что-что? — послышалось из-за спины.

— Верно вы сказали про Томаса Вулфа и про название романа. Это ошибка. Здесь все, как прежде. Никаких перемен.

— Никаких перемен и не будет, пока я тут главная, — сказала она.

— Вы уж, пожалуйста, не уходите.

— Я-то не уйду, а ты заглядывай почаще.

В этот миг совсем недалеко, в городе, раскинувшемся внизу, завыл паровозный гудок.

— Это не твой ли поезд? — встревожилась мисс Адаме.

— Нет, но мой уже совсем скоро.

Он поднялся, чтобы совершить обход скромных обелисков, которые вдруг сделались настоящими монументами; двигаясь вдоль края стола, он поплотнее закрывал обложки и одними губами повторял давно знакомые названия и давно знакомые, любимые имена.

— Можно их оставить здесь? — спросил он. Она посмотрела на него, на концентрические книжные круги и, подумав, ответила:

— До завтра пусть постоят. Только зачем?

— А вдруг, — сказан он, — ночью придут неведомые звери, про которых вы говорили, и замрут в этом тропическом свете, и будут перелистывать страницы своим дыханием. И еще…

— Говори.

— Вдруг появятся мои друзья, которые все эти годы прятались в темноте, — вдруг придут на свет этой лампы.

— Они уже здесь, — негромко сказала она.

— И то верно, — кивнул он. — Они уже здесь.

Почему-то ему было не сдвинуться с места. Она беззвучно прошествовала через весь зал и, остановившись у своего рабочего стола, сделала последнее объявление:

— Библиотека закрывается, ребятки. Библиотека закрывается.

С этими словами она пощелкала выключателем, чтобы все лампы мигнули в знак предупреждения, и оставила гореть только половину; наступили библиотечные сумерки.

Он нашел в себе силы оторваться от стола с двойным книжным кольцом и приблизился к ее рабочему месту:

— Теперь можно уходить.

— Да, Уильям Генри Сполдинг, — подтвердила она. — Теперь можно.

К выходу они направились вместе; мисс Адаме гасила лампы — одну за другой. Она подала ему шинель, а он ни с того ни с сего взял ее за руку и поцеловал тонкие пальцы.

Это было столь неожиданно, что она едва удержалась от смеха, но вслух лишь произнесла:

— Помнишь, что сказала Эдит Уортон,[5] когда то же самое сделал Генри Джеймс?[6]

— Напомните мне.

— «Пикантный вкус — только от локтя и выше».

Они расхохотались в один голос, и капитан сбежал по мраморным ступеням к витражу входной двери. У подножья лестницы он задержался и посмотрел наверх:

— Когда будете ложиться спать, вспомните, как я вас называл в двенадцать лет, и повторите это вслух.

— Да у меня уже из головы вылетело.

— Не может быть.

На окраине опять зазвучал паровозный гудок.

Входная дверь отворилась и тут же захлопнулась, выпустив ночного посетителя.

Пальцы мисс Адаме легли на последний выключатель; когда ее взгляд скользнул по двойному книжному кольцу на самом дальнем столе, она задумалась: «Как же он меня называл?»

— Ах да! — через мгновение сказала она вслух. И выключила свет.