Обманутые иллюзии - [156]

– А я с предупреждением. Если хочешь прямо сейчас узнать почему, я с удовольствием расскажу, – она все еще может краснеть, отметил он, с волнением наблюдая, как краска заливает ее щеки, в то время как глаза не выказывают никакого удивления. – К тому же, – ровным голосом продолжал он, – когда Лили позвонила насчет Макса, я не стал сидеть дома и раскладывать пасьянс.

– Милая моя, – Лили протянула руку в направлении Люка. – Я подумала, что Макс захочет повидать Люка.

– Макс уснул, – отрезала она, – и у тебя уже нет необходимости здесь оставаться. Если он утром будет в состоянии тебя принять, то ты сможешь провести с ним столько времени, сколько захочешь.

– Ах, как это щедро с твоей стороны. Слабость проявилась только на мгновение, когда она прижала пальцы к пульсирующему левому виску.

– Я должна прежде всего думать о Максе. Какими бы ни были наши отношения, знай, что я не буду препятствовать твоим встречам с ним.

– А какие у нас с тобой отношения?

– Я сейчас не собираюсь их обсуждать. Присвистнув, Леклерк начал вытирать плиту. Он знал, что надо уйти и оставить их вдвоем. Но уж очень было интересно. Лили тоже от него не отставала. Она сжала руки и с интересом наблюдала.

– Ты вылезла из моей постели и ушла, – он отошел от стола. – И я это так не оставлю.

– Не оставишь? – язвительность в ее голосе была настолько острой, что Роксана удивилась, как он не разрезался на мелкие кусочки. Ну ладно же, подумала она, придется мне это сделать самой. – У тебя еще хватает смелости говорить о том, что кто-то от кого-то ушел и что ты этого так не оставишь?! Да ты вообще когда-то ушел на «дело» и не вернулся. Оч-чень умный вариант отлучки за пачкой сигарет, Каллахан. Но меня этим не возьмешь.

– На то были причины, – бросил он, пока Лили смотрела то на одного, то на другого, как будто следила за теннисным матчем на Уимблдонском турнире.

– А мне наплевать на твои дерьмовые причины.

– Нет, тебе просто хочется меня на колени поставить, – он сделал шаг вперед и, казалось, собрался задушить ее. – Так вот, я не встану.

– Мне не хочется ставить тебя на колени. Разве только голым на битое стекло. Да, я с тобой переспала, – она взмахнула руками, утверждая свою правоту, – но это была ошибка, глупость, малодушие – я просто поддалась дурацкой похоти.

Он схватил ее за пуловер.

– Может быть, это была глупость, это была похоть. Но была не ошибка, – едва не прокричал он, из-за чего у него и без того разболевшаяся голова пошла кругом. – И мы решим эту проблему раз и навсегда, если даже мне придется затыкать тебе рот или надевать наручники, чтобы ты меня выслушала.

– Ну, давай, попробуй, Каллахан, только тогда от этих вот рук, которыми ты так гордишься, останутся кровавые обрубки. Так что забери назад свои угрозы, и свой жалкий…

Но он уже не слушал ее. Возбужденная, Роксана увидела, как краска сошла с его лица, и оно стало белым и прозрачным, как воск. Глаза, смотрящие на нее, потемнели словно кобальт.

– О Боже, – сказал он, и рука, ухватившая Роксану за пуловер, задрожала.

– Мама!

У Роксаны сердце замерло, почти остановилось, когда она услышала голос сына. Она повернулась, не сомневаясь в том, что слышит, как гремят, словно ржавые шарниры, ее кости. В дверном проеме стоял Нат, потирая одной рукой заспанные глаза, а другой придерживая потрепанную плюшевую собаку.

– Ты не поцеловала меня перед сном.

– Ох, Нат, – холод, холод внезапно охватил ее и не отпускал даже в тот момент, когда она взяла на руки своего сына, – прости меня. Я уже собиралась к тебе.

– А еще я не дослушал до конца сказку, ту, что Элис читала, – пожаловался он, зевнув и уткнувшись в привычный изгиб маминого плеча. – Я уснул перед собачьим пиром.

«Беги, пес, беги», – подумала ошеломленная Роксана. Натаниель любил слушать сказки.

– Уже поздно, малыш, – прошептала она.

– Мороженого хочу.

Ей захотелось рассмеяться, но получилось нечто вроде зловещего всхлипа.

– Ни за что на свете.

Люк лишь изумленно смотрел, смотрел на маленького мальчика ошеломленными, горящими, почти безумными глазами. Сердце, казалось, ушло куда-то в колени и забилось там, оставив рваную рану в груди. У ребенка было его лицо. Это был его ребенок. Он как будто смотрел на себя в телескоп, смотрел в прошлое, в то прошлое, которого у него не было. Мой, подумал он. О Боже праведный, мой!

Еще раз широко зевнув, Нат оглянулся. На лице errf были любопытство и сонная самоуверенность.

– Кто это? – спросил он.

Во всех сценариях о представлении своего сына его отцу, которые она сочиняла в голове, не было ничего похожего.

– А, это…

Что же сказать, подумала она. Друг?

– Это Люк, – вставила Лили, проведя ладонью по застывшей руке Люка. – Он был для меня все равно, что сын, когда был маленьким.

– 0'кей, – улыбнулся Нат. Он был само умиление, и никакого лукавства. Он увидел высокого мужчину с убранными в длинный хвост черными волосами и лицом красивым, как у принца из сказки.

– Привет.

– Привет, – Люк удивился, насколько спокойным был голос у мальчика в то время, как у него сердце к горлу подступило. Ему хотелось дотронуться до него, чтобы убедиться, что все это не сон. – Ты любишь собак? – спросил он. Этот вопрос показался ему совершенно дурацким.