Обманщики - [4]

– Какая у вас тут необыкновенная жизнь.

– Отчего же? – весело возразила Лика. – Объясняй!

– Ну сама гляди! – Он повел рукой вокруг. – Какой дом. Какая еда. Какое кругом удобство. Какой простор. Какие у тебя платья, какие духи, – уткнулся носом в ее шею за ухом.

– Чего же тут необыкновенного? – спросила она даже с некоторым азартом.

– Ты что, – почти разозлился Стасик, – за забор не выходишь? Не знаешь, как люди живут? На самом деле? В Москве, и вообще в СССР?

– Что ты! – Она улыбнулась, и в полутьме ее белозубая улыбка показалась Стасику даже опасной. – Я знаю, как живут люди. Не с луны свалилась. Но я знаю и другое. Это они, все остальные, живут ненормально. Необычно тяжело и плохо. Вот тебе маленький секрет. После войны товарищ Сталин сказал – уж не помню кому, то ли Курчатову, то ли Берии: «Найдите хороших ученых, а мы обеспечим условия. Стране тяжело, но для пяти тысяч человек мы можем обеспечить нормальную жизнь. Не хуже, чем в Америке». Понял? У нас здесь нормальная обычная жизнь. Вот так и должны жить люди.

– А как же все остальные? – Он ее обнял и прижался к ней от страха и удивления.

Калерия Павловна чуть отстранилась от него и сказала:

– Эккерманчик мой хороший. Лев Толстой однажды написал: «Я богат и знатен. Я понимаю, что это великое счастье. Но из-за того, что это счастье принадлежит не всем, я не вижу причин отрекаться от него и не пользоваться им». Понял? И поцелуй меня. Ты ведь не откажешься от меня потому, что ни у кого нет такой женщины? Красивой, умной, стройной, модно одетой, которая чудесно все умеет, да еще жена великого ученого? Иди ко мне, ну же…

* * *

На другой день после обеда Стасик гулял по дачному участку – на задах, там, где кусты старой смородины, где сыро и забор уже начал подгнивать, и зеленая краска слезала с него влажной чешуей.

Услышал, что с той стороны забора кто-то копошится и тихонько ругается.

Стал выдирать самую хлипкую доску. Гвозди были совсем гнилые. Сделалась широкая щель. Он высунул голову, огляделся: мальчик лет восьми пас козу. Тащил ее за веревку, чтобы привязать к колышку.

– Эй! – позвал Стасик.

– Чего? – шарахнулся мальчик.

– Не бойся. – Стасик вытащил из нагрудного кармана конфету «Мишка»: – Держи.

Мальчик развернул конфету, понюхал ее, откусил уголок и завернул снова.

– Ты что? Ешь, не стесняйся!

– Мамке снесу, – сказал мальчик.

– Ты вот что, – сказал Стасик. – Ты меня здесь обожди.

Сбегал в дом, схватил жменю конфет из вазочки. Хотел было подняться на второй этаж за блокнотом, но вспомнил, что интервью он уже продиктовал, а книжка – да черт с ней, с книжкой.

Прибежал к забору. Вылез наружу. Мальчик показал ему, как выйти на дорогу. Он дошел до станции и зайцем доехал на электричке до Ленинградского вокзала. А тут уже пешком недалеко.

* * *

Калерию Павловну он иногда вспоминал по ночам. Иногда думал, что она или сам академик будут его искать. Но нет. Не искали.

А Дмитрий Леонидович Алданов в конце февраля 1961 года выходил из машины с левой стороны, и его сбил грузовик. Больше месяца он пробыл без сознания, кремлевские врачи боролись за его жизнь, но увы – он скончался 11 апреля 1961 года, не дожив до полета Гагарина буквально одного дня. Некрологов в центральных газетах не было, и похороны были скромные – чтобы не портить народу праздник.

A Bit of Warmth Двадцать часов лёту

– Сашенька приехал, – сказала Анна Алексеевна, входя в кухню.

– Ага, – сказал Николай Сергеевич, глядя в сторону.

– Только что звонил. – Анна Алексеевна показала мужу мобильник, на котором еще не погас экран.

– Ага, – повторил тот.

– Он зайдет, – сказала Анна Алексеевна. – Вот прямо через полчасика, сказал, зайдет.

– Странное какое слово. «Зайдет». Заходят в гости! Нюша, вот ты представляешь себе, я звоню, например, с работы… – (Николай Сергеевич, несмотря на свои шестьдесят пять, на пенсию не собирался.) – Звоню я, значит, с работы и говорю: «Нюша, я через полчасика зайду». А?

– Что ты цепляешься?

– Заходят в гости! – разозлился Николай Сергеевич. – А это его дом!

– Ну что ты в самом деле! – На глазах у Анны Алексеевны показались слезы. – И так тошно, а ты еще цепляешься. Он же у нас полтора года не был. Вот, заехать хочет, а ты не рад?

– А вообще-то мы с тобой как раз через полчаса собирались выйти погулять, так ведь?

– Не хочешь, чтоб он приходил, так и скажи! Я ему сейчас перезвоню и скажу: «Не приходи!» Так хочешь?

– Да делайте что хотите.

– Только ты не цепляйся, ладно? – сказала Анна Алексеевна. – Чтоб мы просто спокойно посидели, поговорили…

– О чем?! – Николай Сергеевич выпрямился, даже привстал со стула, но потом вдруг ссутулился, сел и стал допивать чай.

– Обещаешь не цепляться? Давай вообще об этом не говорить. Обещаешь?

– Ладно, ладно. Обещаю.

* * *

Пришел Сашенька, красивый, тридцатипятилетний, высокий. Обнялись.

– Привет, как дела? – спросил он, целуя маму и папу.

– Спасибо, хорошо, – сказали оба, сначала папа, потом мама.

– Есть будешь?

– А что у вас есть? – Сашенька залез в холодильник, долго шарил по полкам. – Слушайте, а что-нибудь овощное у вас есть?

– Фасоль мороженая, – сказала Анна Алексеевна. – Брокколи тоже мороженые. Огурцы доели. А хочешь, я спущусь куплю чего хочешь, магазин же в доме! Ты же знаешь! Что купить?