Обманщики - [3]

Шрифт
Интервал

* * *

– Мне было трудно, – объясняла она потом, лежа рядом и глядя в потолок. – Но я привыкла. Ему, наверное, тоже было нелегко, как ни смешно… Он меня почти что заставлял изменять.

– Странно.

– Он гений. Не просто гений, а любимец родины, партии и правительства. Сначала товарища Сталина, теперь вот товарища Хрущева. Ему можно. Ни товарищеский суд, ни партком, – усмехнулась она, – ему не грозят.

– Странно, – повторил Стасик. – Ты такая красивая и моложе его. Зачем он от тебя бегает?

– Ничего странного! – Она приподнялась на локте. – Вообрази, что тебе все можно. Все на свете. Неужели не воспользуешься? – Помолчала и сказала, вставая с постели: – Я к тебе буду приходить сама. Когда захочу и если захочу, понял?

* * *

Стасик лежал и думал, как он будет жить дальше. Он сдаст интервью. Напишет книгу. Перейдет из «Науки и знания» в «Известия» или даже в «Правду». Алданов его познакомит с другими крупными академиками. Он станет своим в этих кругах – известный научный обозреватель. Напишет еще две, три, пять таких книг: беседы с выдающимися учеными, биографии. В газете станет завотделом. Или даже замом главного. Конечно, ему никогда не будет «все можно», не тот факультет оканчивал… Но ничего. Посмотрим, как жизнь повернется. В конце концов, даже великому Алданову можно не все. Выступить против линии партии – нельзя. Переехать в Америку – нельзя. Просто бросить работу, досрочно уйти на пенсию – ни в коем случае нельзя. Можно удобно жить, вкусно есть и безнаказанно изменять жене, точка… «Но тоже неплохо!» – цинически подумал Стасик и заснул наконец.

* * *

Наутро он сам удивился, как легко ему было говорить с Алдановым; он боялся, что покраснеет, смутится и во всем признается, – но нет. Он пил кофе, ел волшебные бутерброды – нежную розовую ветчину на кусках белого, чуть поджаренного хлеба – и внимательно косился на горничную Наташу: у нее, в отличие от спортивной Калерии Павловны, которую он в уме уже звал Ликой, была очень женственная фигурка. Талия, бедра и все такое прочее. «Если тут всем все можно, то что ж…» – ласково думал Стасик.

Алданов меж тем объяснял, как они будут работать. Вот магнитофон. Прекрасный «Грундиг». Они будут беседовать, потом секретари перепечатают, потом отдадут на проверку секретчикам. «А после их визы машинопись поступит товарищу Эккерману! – радовался Алданов. – Для окончательной обработки! Ну, нажимаю кнопку!»

У Алданова была отличная память на детали, на тонкие подробности предметов, событий и чувств. Полузакрыв глаза, он описывал дорогу в школу, узелок с сушеными абрикосами, щербатую парту, первый упоительный восторг перед доказательством теоремы, сравнимый лишь с тем восторгом, когда в восьмом классе впервые обнимаешь соседскую девочку, в которую влюблен уже полгода…

– Вы, я знаю, крупнейший ученый, хотя я не могу это в полной мере оценить, – сказал Стасик, когда пленка кончилась, и Алданов жадно ставил следующую бобину. – Но как журналист могу сказать точно – в вас погиб великий художник слова.

– Ну ладно вам, ладно! – отмахнулся Алданов и вдруг захохотал: – Почему же сразу «погиб»? Рано хороните! Может быть, еще не родился?

Видно было, что ему эти слова понравились.

* * *

Назавтра Лика – то есть Калерия Павловна – отвезла Стасика на дачу. Была пятница. Так распорядился Дмитрий Леонидович. Она, конечно, сказала «попросил», но таким тоном, что ясно было – это не просьба и даже не приказ. Просто констатация факта: мы едем на дачу, и всё.

Оказывается, в дополнение к особняку в Москве у них была еще и дача. Большой кирпичный дом, а кусок земли – совсем огромный. Полтора гектара, огороженные высоким дощатым забором.

Стасик с Алдановым проработали половину субботы и все воскресенье. Еще три-четыре таких больших диктовки – и каркас книги практически готов.

В понедельник Стасик – ну совсем как журналист из американского фильма – продиктовал интервью по телефону. Он сидел, положив ноги на низкий столик и любуясь импортными летними туфлями и легкими серыми брюками – подарки Калерии Павловны, от имени мужа, разумеется. Еще ему был подарен новый бритвенный прибор и французский одеколон.

Ночью опять пришла Лика, потому что Дмитрий Леонидович уехал в Москву.

* * *

Было очень хорошо, гладко, свежо и ловко.

Но потом, по древней поговорке, Стасик вдруг опечалился и стал вспоминать о той жизни, которая за забором.

Маму и папу вспомнил, их комнату в ленинградской коммунальной квартире, утреннюю очередь жильцов в сортир и ванную; мамино единственное шерстяное синее платье, которое она обвешивала пакетиками с нафталином, чтоб не поела моль, а перед походом в гости проветривала у открытого окна, но все равно пахло. Вспомнил свое жилье, дядину комнату на Садовой-Черногрязской, где каждый вечер надо расставлять раскладушку, и дядю, инвалида войны без ноги и руки. Вспомнил милых девушек в заношенных кофточках и штопаных нитяных чулках, редакционных умников в потных ковбоечках и ботинках со сбитыми носами, вспомнил бедные окраинные продмаги и пирамиды банок с икрой и крабами в «Елисеевском» по немыслимым ценам. Вспомнил все наше скудное, застиранное, линялое и голодноватое житье-бытье и вздохнул:


Еще от автора Денис Викторович Драгунский
Москва: место встречи

Миуссы Людмилы Улицкой и Ольги Трифоновой, Ленгоры Дмитрия Быкова, ВДНХ Дмитрия Глуховского, «тучерез» в Гнездниковском переулке Марины Москвиной, Матвеевское (оно же Ближняя дача) Александра Архангельского, Рождественка Андрея Макаревича, Ордынка Сергея Шаргунова… У каждого своя история и своя Москва, но на пересечении узких переулков и шумных проспектов так легко найти место встречи!Все тексты написаны специально для этой книги.Книга иллюстрирована московскими акварелями Алёны Дергилёвой.


Дело принципа

Денис Драгунский не раз отмечал, что его любимая форма – короткие рассказы, ну или, как компромисс, маленькая повесть. И вдруг – большой роман, да какой! Поместье на окраине Империи, юная наследница старого дворянского рода, которая своим экстравагантным поведением держит в страхе всю родню, молодые заговорщики, подброшенные деньги, револьвер под блузкой, роскошные апартаменты, дешевая квартирка на окраине, итальянский князь, русский учитель, погони, скандалы, умные разговоры – и постоянная изнурительная ложь, пронизывающая судьбы и умы Европы накануне Первой мировой войны.


Фабрика прозы: записки наладчика

«Фабрика прозы: записки наладчика» – остроумные и ироничные заметки Дениса Драгунского последних лет. Вроде бы речь о литературе и писательских секретах. Но кланяться бородатым классикам не придется. Оказывается, литература и есть сама жизнь. Сколько вокруг нее историй, любовных сюжетов, парадоксов, трагедий, уморительных эпизодов! Из всего этого она и рождается. Иногда прекрасная. Иногда нет. Как и почему – наблюдаем вместе с автором.


Богач и его актер

В новом романе Дениса Драгунского «Богач и его актер» герой, как в волшебной сказке, в обмен на славу и деньги отдает… себя, свою личность. Очень богатый человек решает снять грандиозный фильм, где главное действующее лицо — он сам. Условия обозначены, талантливый исполнитель выбран. Артист так глубоко погружается в судьбу миллиардера, во все перипетии его жизни, тяжелые семейные драмы, что буквально становится им, вплоть до внешнего сходства — их начинают путать. Но съемки заканчиваются, фестивальный шум утихает, и звезда-оскароносец остается тем, кем был, — бедным актером.


Автопортрет неизвестного

Денис Драгунский – прозаик, журналист, известный блогер. Автор романов «Архитектор и монах», «Дело принципа» и множества коротких рассказов. «Автопортрет неизвестного» – новый роман Дениса Драгунского. Когда-то в огромной квартире сталинского дома жил академик, потом художник, потом министр, потом его сын – ученый, начальник секретной лаборатории. Теперь эту квартиру купил крупный финансист. Его молодая жена, женщина с амбициями, решила написать роман обо всех этих людях. В сплетении судеб и событий разворачиваются таинственные истории о творчестве и шпионаже, об изменах и незаконных детях, об исчезновениях и возвращениях, и о силе художественного вымысла, который иногда побеждает реальность.


Жизнь после смерти. 8 + 8

В сборник вошли восемь рассказов современных китайских писателей и восемь — российских. Тема жизни после смерти раскрывается авторами в первую очередь не как переход в мир иной или рассуждения о бессмертии, а как «развернутая метафора обыденной жизни, когда тот или иной роковой поступок или бездействие приводит к смерти — духовной ли, душевной, но частичной смерти. И чем пристальней вглядываешься в мир, который открывают разные по мировоззрению, стилистике, эстетическим пристрастиям произведения, тем больше проступает очевидность переклички, сопряжения двух таких различных культур» (Ирина Барметова)


Рекомендуем почитать
Грёзы о сне и яви

Жанр рассказа имеет в исландской литературе многовековую историю. Развиваясь в русле современных литературных течений, исландская новелла остается в то же время глубоко самобытной.Сборник знакомит с произведениями как признанных мастеров, уже известных советскому читателю – Халлдора Лакснеоса, Оулавюра Й. Сигурдесона, Якобины Сигурдардоттир, – так и те, кто вошел в литературу за последнее девятилетие, – Вестейдна Лудвиксона, Валдис Оускардоттир и др.


Ненастной ночью

Жанр рассказа имеет в исландской литературе многовековую историю. Развиваясь в русле современных литературных течений, исландская новелла остается в то же время глубоко самобытной.Сборник знакомит с произведениями как признанных мастеров, уже известных советскому читателю – Халлдора Лакснеоса, Оулавюра Й. Сигурдесона, Якобины Сигурдардоттир, – так и те, кто вошел в литературу за последнее девятилетие, – Вестейдна Лудвиксона, Валдис Оускардоттир и др.


Щастье

Будущее до неузнаваемости изменило лицо Петербурга и окрестностей. Городские районы, подобно полисам греческой древности, разобщены и автономны. Глубокая вражда и высокие заборы разделяют богатых и бедных, обывателей и анархистов, жителей соседних кварталов и рабочих разных заводов. Опасным приключением становится поездка из одного края города в другой. В эту авантюру пускается главный герой романа, носитель сверхъестественных способностей.


Любовь под дождем

Роман «Любовь под дождем» впервые увидел свет в 1973 году.Действие романа «Любовь под дождем» происходит в конце 60-х — начале 70-х годов, в тяжелое для Египта военное время. В тот период, несмотря на объявленное после июньской войны перемирие, в зоне Суэцкого канала то и дело происходили перестрелки между египетскими и израильскими войсками. Египет подвергался жестоким налетам вражеской авиации, его прифронтовые города, покинутые жителями, лежали в развалинах. Хотя в романе нет описания боевых действий, он весь проникнут грозовой, тревожной военной атмосферой.Роман ставит моральные и этические проблемы — верности и долга, любви и измены, — вытекающие из взаимоотношений героев, но его основная внутренняя задача — показать, как относятся различные слои египетского общества к войне, к своим обязанностям перед родиной в час тяжелых испытаний, выпавших на ее долю.


Две тетради

Это — первая вещь, на публикацию которой я согласился. Мне повезло в том, что в альманахе «Метрополь» я оказался среди звёзд русской словесности, но не повезло в том, что мой несанкционированный дебют в Америке в 1979-м исключал публикацию в России.Я стоял на коленях возле наполняющейся ванной. Радуга лезвия, ржавая слеза хронической протечки на изломе «колена» под расколотой раковиной… я всё это видел, я мог ещё объявить о помиловании. Я мог писать. Я был жив!Это — 1980-й. Потом — 1985-1986-й. Лес. Костёр. Мох словно засасывает бумажную кипу.


Первый день лета

Жанр рассказа имеет в исландской литературе многовековую историю. Развиваясь в русле современных литературных течений, исландская новелла остается в то же время глубоко самобытной.Сборник знакомит с произведениями как признанных мастеров, уже известных советскому читателю – Халлдора Лакснеоса, Оулавюра Й. Сигурдесона, Якобины Сигурдардоттир, – так и те, кто вошел в литературу за последнее девятилетие, – Вестейдна Лудвиксона, Валдис Оускардоттир и др.


Соседская девочка

В новом сборнике Дениса Драгунского ироничные, едкие, порой полные грусти и ностальгии рассказы, заметки о литературе, причудливые сны и наброски сценариев складываются в сложный пазл, в котором невзначай можно узнать соседскую девочку, первую любовь, лучшего друга, начальника или даже самого себя.


Мальчик, дяденька и я

В новой книге Дениса Драгунского «Мальчик, дяденька и я» герой ностальгически погружается в свою юность. Рижское взморье – такой же участник повествования, как и персонажи, среди которых и реальные лица с очень известными фамилиями, и вымышленные. Так где же кончается фантазия и начинается реальность? Когда прошлое вновь становится настоящим? И почему мы так часто любим не тех, кто нас любит, а совсем наоборот?


Почти родственники

Короткие динамичные новеллы Дениса Драгунского с неожиданной развязкой, парадоксальные заметки о литературе и жизни и письма, адресованные романтичным читательницам, помогут по-другому взглянуть на собственные проблемы, переоценить свои успехи и провалы и даже построить новые жизненные планы.


Дочь любимой женщины

Мастер короткой прозы Денис Драгунский в своем новом сборнике снова преподносит читателю новеллы с крутыми сюжетами и внезапными развязками, меткие юмористические зарисовки, а также три маленькие повести, в которых действуют неожиданные герои в непростых обстоятельствах.