Обманщик - [3]

Беспощадное лето сменяла солнечная зима, облака и тучи, казалось, навсегда эмигрировали в более прохладные страны. Синоптики постоянно обещали понижение температуры в конце не дели, но неделя подходила к концу, а жара не спадала. Наверное, они говорили это из милосердия, из высокой и бескорыстной любви к страдающему человечеству. Сын надолго застрял в Бирме, угодив в секту к какому-то гуру. До пенсии оставалось ещё много лет, а вечный Метушелах все так же приоткрывал глаз и беззвучно мяукал, когда Хэдва ставила перед ним блюдечко с куриной печёнкой. И вдруг...

Два года назад у Моше обнаружили рак желудка. Вначале его обманывали, рассказывая явные сказки неестественно бодрыми голосами. Он верил, хоть интонация казалась ему подозрительной.

Однажды ночью он проснулся, услышав из другой комнаты с трудом сдерживаемые рыдания. Хэдва разговаривала по телефону со своей матерью:

- Скоро, - говорила она, произнося это слово с каким-то незнакомым выражением - профессор говорит, что уже скоро...

Нельзя сказать, что Моше боялся смерти. Как и всякий здоровый человек, он отгонял от себя мысли о ней, где-то внутри полагая, что будет жить вечно. В те короткие секунды, когда ему в голову приходили мысли о неизбежности конца, он переполнялся клубящимся ужасом перед неизвестным. Но вот определился срок, стала понятной причина, и он даже как будто обрадовался.

Теперь Моше знал конкретно, чего бояться и чего ожидать.

Лежа навзничь на больничной койке, он рассматривал пустой грязно-желтый потолок. Внезапный сон о детстве словно сорвал печать с одной из дверей в памяти, выпустив на свободу демона воспоминаний.

...Той ночью ему не удалось заснуть. Ходил по кухне, пил воду и снова ходил, тихо, почти беззвучно, боясь разбудить Хэдву. Телефон как ни в чём не бывало стоял на своём месте. Его черная пластмасса почему-то напоминала Моше судейскую мантию или сюртук раввина.

Утром он пошёл к реб Гедалии. Последняя надежда. Реб Гедалия, на улице сморщенный маленький старичок, в своей синагоге показался Моше чуть ли не великаном. Том Талмуда в его руках выглядел игрушечным. Борода густого белого цвета и распушенные пейсы окружали лицо, как облака окружают луну.

Выслушав рассказ Моше, он молча открыл книгу и отчеркнул ногтем начало и конец абзаца.

"Каждый день два ангела взлетают с подножия дерева жизни и смерти. Первый направляется к югу, второй спешит к северу.

Беззвучен их полёт и неслышны голоса. Но по всей Вселенной проносится слово, до крайних пределов доходит весть. Имена провозглашают ангелы, имена тех, кому предстоит умереть в ближайшие тридцать дней.

Рабби Ицхак перестал видеть свою тень на стене и поспешил к Учителю. Когда он вступил на порог дома, рабби Шимон заметил ангела смерти за его левым плечом.

- Кто учит Тору - пусть войдёт, - сказал он. - Остальные останутся во дворе.

Рабби Ицхак вступил в дом Учения. После этого он прожил ещё много лет".

Когда Моше дочитал, реб Гедалия мягко произнёс:

- В наше время многие отстранились от Знания и доля их осталась невостребованной. Кто прилагает усилия, получает не только свой удел, но и то, чем пренебрегли другие...

Левая рука, не присоединенная ни к одной из многочисленных трубочек, питающих его тело, была свободна. Привычным жестом Моше перебирал и пощипывал бороду. Волосы стали сухими и жесткими; их обломки усеивали белую простыню, прикрывавшую его до подбородка. Иногда, сам того не замечая, он поглаживал кнопку вызова.

После того разговора с реб Гедалией прошло больше двух лет. Учение поглотило Моше целиком, наложив свой отпечаток на день и на ночь, на выбор еды и порядок шнурования ботинок.

Растворившись в несущем его потоке, Моше вдруг по-особенному остро ощутил неповторимость своего "я", всю невозможность предстоящей утраты, вопиющую боль белого пятна, которое останется в мире после его ухода. Порой учеба настолько увлекала, что он забывал пойти на процедуры.

- Вы убиваете себя, - пеняла медсестра после очередного прогула. - Что скажет врач?

Лечащий врач ничего не говорил. В поликлинике Бней-Брака он появился недавно, и в книге практикующих врачей его фамилия была указана на специальном вкладыше. Специалист по "той самой болезни", название которой многие предпочитают не произносить, он считался одним из лучших в окружной больнице. К нему направляли самых безнадёжных и он брался, то ли из милосердия, то ли из-за уверенности в своих силах, а может просто для под держания авторитета. Основную, а, возможно и главную часть его лечения составляли улыбки и ободряющие прогнозы.

Болезнь, вопреки прогнозу профессора, развивалась медленно, и Моше решил написать книгу о смерти. Он ходил по знаменитым раввинам, пробивался на приём к каббалистам, ночами сидел над комментариями. Слух о его болезни быстро облетел Бней-Брак, и самые закрытые двери широко распахнулись перед ним.

Он собирал всё, что удавалось узнать. Притчи хасидских реббе и наставления "литовских" раввинов, прощальное слово главы ешивы Кельм, сказанное ученикам перед расстрелом, и надпись, возникшую на стене последней синагоги Варшавского гетто.