Обманный Дом - [23]

В аллее я увидел темный силуэт. Мой враг был готов погасить первый из двадцати одного фонаря. Я вскрикнул и выстрелил, но промахнулся. Он с поразительной скоростью скрылся за деревьями, и мне ничего не оставалось, как только броситься за ним в погоню. Там толстым слоем лежит опавшая листва, и бежать трудно – все время проваливаешься в снег. Только я вбежал в заросли, как мерзавец набросился на меня. Пуль у него, видимо, не осталось, поскольку пистолетом он воспользовался как кастетом. Ударил меня по лбу изо всех сил, но я успел выстрелить с близкого расстояния и ранил его. Он пустился прочь, подвывая, словно собака.

От удара у меня закружилась голова, навалилась слабость, по виску текла кровь. Я тронулся в обратный путь по лабиринту, но долго идти не смог. В глазах у меня потемнело, я заблудился. Вот и все. Потом я очнулся здесь, и больше ничего не помню.

– Значит, ему удалось обмануть Хранителей, представ перед ними в твоем обличье, – заключил Картер.

– Да. И это пугает меня. Он все еще там. Нельзя допустить, чтобы он погасил фонари.

Картер выхватил Меч-Молнию.

– Я найду его.

– Я тоже пойду.

– Ты еще слаб.

– Но я могу прикрыть вас с тыла. Какой ни увертлив, с нами двумя ему будет справиться нелегко. Слишком многое поставлено на карту.

Чант встал. Он не слишком твердо держался на ногах, но вид имел самый решительный. Вымученно усмехнувшись, он проговорил:

– «Вперед, без страха и упрека, и пусть покой нам только снится. За дело правое сразимся, и к нам победа возвратится».

По приказу Картера стражники отперли дверь, ведущую на площадку. Снег повалил гуще. Почти ничего не было видно за его белой пеленой. Спутники пошли рядом по сугробам к лабиринту. Картер мог бы пройти здесь и сам, слушаясь запечатленных в его сознании карт, но это было ни к чему, когда рядом с ним шел Чант. Проходы между стенами были узкие, все завалило толстым слоем снега. Через двадцать минут Картер и Чант вышли к аллее.

Прошло два года с тех пор, как Картер впервые побывал здесь. Тогда он представлял себе парк с единственной мощеной дорожкой, вдоль которой стоят фонари, а тут оказался скорее лес безо всякой мостовой, где густо росли кусты и сосны. С ветвей свисали сосульки, кусты, целиком засыпанные снегом, казались белыми холмиками. Фонари стояли тремя группами по семь. Все они ярко горели во мраке, противостоя снежной буре. Выше деревьев поднимались охраняющие фонари статуи, пристально взиравшие сверху вниз. Плечи и головы каменных фигур замело снегом и казалось, будто на головах у них шляпы с широченными полями, а на плечах эполеты. Это были скульптуры героев Эвенмера – тех, что сражались и зачастую погибали за Высокий Дом. Некоторые из них были Хозяевами, некоторые – нет. Ближе всех стояла скульптура Кемпеда, губернатора Уза, мужчины с мудрым, вдумчивым взглядом, с мечом и солнечными часами в руках. Именно он был инициатором подписания соглашения, в результате которого был образован Белый Круг. У его ног стоял Эльфвендж – трехглавый Цербер, натянувший поводок, крепко сжатый в могучих каменных пальцах. Следующей была статуя графини Тсичем Тибелл, уроженки Логаны, первого магистрата Анверра. Эта держала в руках гусиное перо и мерило правосудия. Именно эта женщина казнила главного анархиста в Доннершоте. За ней располагалось скульптурное изображение лорда Фарнсворта в виде кузнеца-великана с молотком и щипцами в руках – он стал спасителем Эйлириума во время Бунта на Крышах. Статуя леди Ганиел, поэтессы и философа, стояла перед изображением дракона с глазами Йормунганда. Скульптуру барона Серсцита окружали изображения сов – он провел свою жизнь в заоблачных высотах Верхнего Гейбла. Доктор Лэтч Рельсвайзер из Аркалена был изображен в небольшой лодке, в левой руке он держал маску. Здесь было много подобных статуй. У Картера захватило дух от этого зрелища. С величайшим мастерством были высечены из камня скульптуры людей, защитников всего, что являл собой Эвенмер.

– Фонари горят, – сказал Чант. – Я отведу вас туда, где я дрался с двойником.

Он пошел по аллее между фонарями и статуями, но когда они с Картером пробрались через кусты к месту схватки, оказалось, что там уже все замело снегом и даже капель крови не видно.

Если он ранен, он должен искать укрытия, – заметил Картер, озираясь по сторонам.

– В пьедесталах статуй есть ниши.

Спутники углубились в заросли сосен. Они оскальзывались на снегу, спотыкались о корни и вот наконец подошли к ближайшей статуе и услышали негромкие причитания. Картер и Чант медленно пошли вокруг пьедестала к тому месту, откуда доносился голос.

– Жжется. Как жжется, – произносил голос, в котором Картеру послышалось что-то смутно знакомое. – Не надо было приходить. Нет, нет. Эти… в серых плащах обманули. Говорили – легко. Нелегко. Надо уходить. А жжется. Больно.

Картер собрался с духом, вдохнул поглубже и, ступив в узкую нишу, наставил на мерзавца Меч-Молнию.

– Ни с места, – приказал он.

Лишь одно мгновение он видел лицо, которое напоминало и не напоминало лицо Чанта. В принципе все черты были воспроизведены верно, но в них было нечто совершенно звериное: розоватые глаза смотрели по-волчьи, тонкие губы кривились в злобном, бездушном оскале. Ноздри тонкого носа с горбинкой сжимались и разжимались, принюхиваясь. Удлиненное лицо было начисто лишено каких-либо признаков высокого ума. А в следующий миг двойник изменился, да настолько быстро, что Картер и глазом моргнуть не успел, и подпрыгнул выше лезвия меча.