Обман зрения - [67]

Я посмотрела на него. Он вглядывался в мое лицо, стараясь увидеть на нем сочувствие. Официантка принесла мне апельсиновый сок. Роберто заказал еще одну «Кровавую Мэри».

— Как же вы вчера добрались? — спросил он, доставая сигарету.

— Как видите, добралась.

— Я, наверное, был ужасен? — В его голосе слышалось искреннее раскаяние.

— А вы разве не помните? Роберто покачал головой:

— У меня плохая память.

Несмотря на свой нарочитый цинизм, он в этот момент был похож на мальчишку.

— Вы были сильно пьяны, — ответила я. — И давайте не вдаваться в подробности.

Он прикурил и с наслаждением затянулся.

— Вы собирались рассказать мне всю правду, — заметила я.

— Ах да, правду. Действительно, я хотел вам исповедаться. Я ведь католик, а вы?

— Моя мать была пресвитерианкой, а отец — дезертиром.

— А что это за вера?

— Просто неудачная шутка. Не обращайте внимания, продолжайте.

— Значит, вы никогда не исповедовались?

— Нет.

— Исповедоваться в церкви очень просто. Вы идете к священнику, рассказываете ему о своих прегрешениях, каетесь, и он отпускает вам грехи. Но есть грехи, которые нельзя искупить, даже если вы трижды раскаетесь. Вы живете с ними, и наказанием за них становится вся ваша жизнь, — мрачно произнес он.

— И что у вас за грехи, Роберто?

Немного поколебавшись, он прерывающимся голосом произнес:

— Я не помешал ее убийству.

Меня бросило в жар. Стало трудно дышать. Я представила, как он безучастно взирает на убийцу, всаживающего нож в сердце Кассандры. Догадавшись, о чем я подумала, Мади протянул через стол руку. Я в ужасе отпрянула.

— Да не буквально, нет! — воскликнул он.

— Так кто это сделал? Кто?

— Я вам все расскажу. Но я хочу, чтобы вы знали: в ее смерти виноват я.

— Что это значит, Роберто? Говорите яснее.

Он медленно сказал:

— Я виноват, потому что отпустил ее домой… И позволил ей провести ночь под одной крышей с этим чудовищем…

— Каким чудовищем? — спросила я, пораженная глубиной его переживаний.

— …хотя я прекрасно знал, что он за тип и что ей может грозить, — продолжал Роберто.

— Да кто?!

— Холт Гриффин, — произнес Роберто, не отрывая глаз от моего лица. — Великий Холт Гриффин.

— Ее отец?

— Ее так называемый отец, — словно выплюнул Роберто. — Ее убийца.

Я сразу поверила ему. Мои подозрения оправдались.

— Но почему? Почему он это сделал? — с недоумением спросила я.

— Выдающийся коллекционер, известный филантроп, настоящий джентльмен — человек-легенда Холт Гриффин, — презрительно произнес он. — Таким его видел свет. Но на самом деле все обстояло несколько иначе.

— Но почему, Роберто? Да скажите же мне наконец.

— Скажу, потому что вам я доверяю. Холт Гриффин убил Сэнди задолго до того, как всадил в нее нож.

— А если точнее?

— Могу и точнее. Отец лишил Сэнди девственности, когда ей было одиннадцать лет.

— О Боже. Он ее изнасиловал?

— Хуже. Он ее соблазнил. Поработил. Сделал своей любовницей, — простонал Роберто.

— Не может быть!

Он лишь утвердительно кивнул.

— О Господи!

Я была ошеломлена, но в то же время ничуть не усомнилась, что Роберто говорит правду. Потом подумала о миссис Гриффин.

— А ее мать знала об этом?

— Трудно сказать. Но в любом случае она не желала ничего видеть. Слишком многое было поставлено на кон.

— Но она не могла не знать или, во всяком случае, не догадываться.

— Даже если она что-то подозревала, то делала вид, что ничего не происходит. В конце концов Сэнди сама сказала ей об этом.

— Когда?

— Перед тем знаменитым балом.

— Вот почему она не пошла туда! — ахнула я.

— Да, и это самое интересное. В тот вечер Сэнди отказалась надеть бальное платье, потому что оно было белым.

Я вспомнила, как стояла перед зеркалом в атласном платье Кассандры.

— Сэнди сказала матери, что не имеет права надевать белое платье, — продолжал Роберто. — Фрэнсис пришла в ярость и стала кричать, что ее дочь неблагодарная эгоистка, которая хочет испортить такой большой праздник. Тогда-то Сэнди и призналась ей во всем.

— И что же Фрэнсис?

Мади отпил из стакана и закурил еще одну сигарету.

— Она не поверила Сэнди. Тогда та позвала Холта. Он, конечно, все отрицал. А что еще он мог сказать? «Да, я восемь лет трахал свою собственную дочь»? Сэнди рыдала и кричала, а потом просто ушла из дома. Но праздник все равно состоялся. Холт и Фрэнсис как ни в чем не бывало принимали гостей.

— Боже милосердный! — недоверчиво покачала головой я.

— Мне говорили, что бал прошел очень успешно, — сухо заметил Роберто.

— Но как они могли?

— Ничто не должно прерывать спектакль. Представление продолжается, господа, — саркастически произнес Роберто, с отвращением раздавив сигарету. — У меня во рту и так все пересохло.

— Неужели Фрэнсис обо всем знала?

— А вы думаете, нет? Наверняка знала. Но в любом случае ее дочь выбрала крайне неподходящий момент для признания. В тот вечер бал был важнее, чем прошлые грехи.

— Но разве отсутствие Кассандры не удивило гостей? Неужели никто не поинтересовался, куда делась виновница торжества?

— Конечно, удивило. Но Фрэнсис с Холтом, вероятно, придумали какую-нибудь отговорку. Люди не любят углубляться в суть вещей. Они — как комары, вьющиеся над водой.

Теперь все выстраивалось в один ряд — отсутствие Кассандры на балу, желание миссис Гриффин реанимировать зал, ее попытки исповедаться мне в чем-то важном, присланное мне белое платье.