Обман - [17]
— Я никогда Олину не трахал.
— Врешь, приятель.
— Она, что ли, тебе так сказала? Вранье чистой воды.
— Ты трахал ее четыре раза. В Нью-Йорке. Когда я вернулся из Праги, и мы сдружились.
— Ни единого раза, Иван.
— Другие терпеливо слушают их: считают, что это помогает перейти к траху. Мужчины говорят с ними с одной целью: заманить и завалить. А ты заманиваешь их в постель, чтобы с ними говорить. Другие дают им рассказать про свою жизнь, а когда считают, что проявили уже достаточно внимания, плавно приближают их открытый рот к стоящему торчком члену. Олина говорила мне про тебя. Пару раз. «Зачем он без конца донимает меня вопросами? В такие минуты вопросы ни к чему. А что, американцы тоже так себя ведут?»
— Иван, с меня хватит. Все это неправда.
— Негритос зациклен на своем члене, а еврей — на своих вопросах. Ты — подлый ублюдок; ты ни перед чем не остановишься, лишь бы выслушать исповедь, даже если это исповедь жены беженца, причем твоего друга. И чем больше ее тянет выговориться, тем сильнее она тебя манит. А по сути, скажу я тебе, это умаляет тебя не только как друга, но и как писателя.
— То есть моя книга тоже дерьмо.
— Хочешь строить из себя идиота — валяй, дело твое, но ты сам знаешь, что к чему. Живая жизнь тебе нужна только для того, чтобы поддержать разговор. Даже секс для тебя не так уж и важен. Тобой движет не эрос, тобой вообще ничего не движет. Разве что мальчишеское любопытство. Разве что мальчишеская же неискушенность: Надо же! Обалдеть! Перед тобой люди, женщины, для них жизнь не пища для книг, они живут чувствами. А для тебя — чем женщина эмоциональнее, тем лучше. И тянет тебя к тем, у кого посттравматический синдром и кто пытается — вроде Олины, она тогда только-только приехала из Праги, — наладить свою жизнь. Тебя особенно тянет к женщинам, которые живут чувствами: не умея толком рассказать, что с ними произошло, они лишь силятся докопаться до сути событий. Вот он, твой источник эротики и к тому же экзотики. Каждую такую — трахнуть, каждый трах — с Шехерезадой. Ни одна из них не докопалась до сути того, что с ней произошло, и, рассказывая свою историю, каждая стремится придать своей жизни смысл, и это трогательно. Конечно, все это волнует: еще бы — тихий женский шепот, интимность беседы, тебя все это волнует. Причем волнуют порой не сами рассказы, а их стремление рассказать о себе. Необработанность повествования, отсутствие сюжета, то, что остается за рамками саги, — это реальность, тут ты прав. А вот то, что было до того, как оформилось в сагу, — это и есть жизнь. Они пытаются словами заполнить гигантскую пропасть между поступком и рассказом о нем. А ты слушаешь, затем мчишься вниз, чтобы все записать, а после олитературиваешь то, что записал, и тем все губишь.
— Как именно?
— Так и знал, ты, конечно же, надеялся, что я помогу тебе облагородить твое подлое ремесло, сначала ты потешился с моей женой, и теперь тебя, гнусняк, тянет порассуждать о литературе!
— Считаешь нужным прибегать к оскорблениям — валяй, если это тебя забавляет. И все же, на твой взгляд, что именно я как писатель делаю неправильно? Скажи. Ты ведь ни разу не выразил желания поговорить об этом, хотя отлично знаешь, как я ценю твой вкус. Я много чего почерпнул из наших бесед.
— Все косишь под дурачка. Даже это превращаешь в банальную литературщину. Тебя даже пот не прошиб. Очень может быть, из тебя вышел бы прекрасный актер — куда лучше, чем плохой романист, не способный понять силу того, что стоит за текстом. Ты не можешь оставить хоть что-нибудь недосказанным. Просто дать женщине излить душу — тебе всегда мало. Тебе мало просто утонуть в ее ждущем соития теле. Тебе нужно погрузить ее в дурацкий, надуманный сюжет, в котором действует твой герой, и тем ее исковеркать.
— Так вот в чем мой главный порок и моя погибель: явное вместо недосказанного. Явный американец. Умоляю, погоди, выслушай меня: не вспотел я просто потому, что все обстоит иначе. Актер из меня никудышный. Если уж я виноват, то я потею — куда там Никсону[20]. Поверь, тут либо у тебя паранойя, либо Олина — мне в отместку — убедила тебя, что я ее трахал. С позволения сказать, не я, а вы с Олиной банально и явно все олитературиваете. Ты явно подавлен тем, как она тебя бросила. И правда — ужас. Я же знаю, сколько всего ты потерял. Мало того, что в профессиональном плане жизнь в Америке у тебя не задалась, так тут еще и Олина ушла. Тебе кажется, что тебя все предали, но хоть меня-то в предатели не записывай. Никаких оснований для этого нет. Неловко напоминать, но ведь я был одним из тех, кто тебя здесь поддержал.
— Да ты пялился на нее с первой нашей встречи.
— Она — молодая, очень красивая, вот я и пялился. Но пялиться, сдается мне, еще не значит трахать.
— Так вот почему Олина уверяет меня, что ты трахал ее четыре раза: только для того, чтобы отомстить и вконец свести меня с ума.
— Похоже, да, примерно так.
— Ах ты, подонок! Лживый, избалованный американский подонок!
— Уймись, сядь! Не то у тебя опять сердечный приступ начнется — а для этого нет причин.
— Не трусь, американский мальчуган, не трусь, я не пальну тебе в штаны.
«Американская пастораль» — по-своему уникальный роман. Как нынешних российских депутатов закон призывает к ответу за предвыборные обещания, так Филип Рот требует ответа у Америки за посулы богатства, общественного порядка и личного благополучия, выданные ею своим гражданам в XX веке. Главный герой — Швед Лейвоу — женился на красавице «Мисс Нью-Джерси», унаследовал отцовскую фабрику и сделался владельцем старинного особняка в Олд-Римроке. Казалось бы, мечты сбылись, но однажды сусальное американское счастье разом обращается в прах…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Блестящий новый перевод эротического романа всемирно известного американского писателя Филипа Рота, увлекательно и остроумно повествующего о сексуальных приключениях молодого человека – от маминой спальни до кушетки психоаналитика.
Женщина красива, когда она уверена в себе. Она желанна, когда этого хочет. Но сколько испытаний нужно было выдержать юной богатой американке, чтобы понять главный секрет опытной женщины. Перипетии сюжета таковы, что рекомендуем не читать роман за приготовлением обеда — все равно подгорит.С не меньшим интересом вы познакомитесь и со вторым произведением, вошедшим в книгу — романом американского писателя Ф. Рота.
Его прозвали Профессором Желания. Он выстроил свою жизнь умело и тонко, не оставив в ней места скучному семейному долгу. Он с успехом бежал от глубоких привязанностей, но стремление к господству над женщиной ввергло его во власть «госпожи».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Роман «Эсав» ведущего израильского прозаика Меира Шалева — это семейная сага, охватывающая период от конца Первой мировой войны и почти до наших времен. В центре событий — драматическая судьба двух братьев-близнецов, чья история во многом напоминает библейскую историю Якова и Эсава (в русском переводе Библии — Иакова и Исава). Роман увлекает поразительным сплавом серьезности и насмешливой игры, фантастики и реальности. Широкое эпическое дыхание и магическая атмосфера роднят его с книгами Маркеса, а ироничный интеллектуализм и изощренная сюжетная игра вызывают в памяти набоковский «Дар».
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.