Обман - [5]

Не глядя мне в глаза, Кэти произносит: «Увидимся, мам», – и шагает в сторону, держа Джоша за руку. Когда они исчезают, я чувствую внезапную острую боль. Что бы вы ни делали для своих детей, сколько бы любви и поддержки им ни давали, вы все равно не в состоянии оградить их от всех жизненных трудностей. Со многими им предстоит справляться самим.

– Окончательный выбор будет сделан не раньше конца месяца, – говорит Бэрроу. – Может, вы могли бы прийти познакомиться с новым кандидатом? Было бы здорово, если бы вы, так сказать, благословили его, передали эстафету. Многим бы это понравилось.

Я представляю себе толпу людей, фотокорреспондентов, болтовню приглашенных и внутренне содрогаюсь, но не знаю, как поприличнее отказаться.

– Мне трудно пока сказать…

– А вы не торопитесь с решением.

– Не знаю точно. Я…

– Ни слова больше. – Бэрроу изображает улыбку и она сразу смягчает его грубое лицо. Как бы он ни отзывался о способностях Гарри, ко мне всегда был добр. – Мы поговорим об этом позже. – Он отходит, затем останавливается, словно раздумывая, стоит ли мне говорить. – Может быть, вам будет интересно: я хочу, чтобы кандидатом был Кроули.

– Кроули? – Я в замешательстве. Это фамилия Джека. Я переспрашиваю: – Кроули?

– Да, он, – подтверждает Бэрроу.

И вдруг я понимаю, что было причиной возбужденно-приподнятого состояния Джека. Перед ним награда, и не меньшая, чем деньги или женщины. Джек занял место Гарри.

Он стоит на другом конце крыльца с какими-то людьми. Руки на груди скрещены. Четкие черты лица выражают сосредоточенность. Джек быстро и возбужденно говорит, бурно жестикулируя.

Пришел его час.

Вхождение в политику для него закономерно. Броская внешность, ореол успеха в бизнесе, убедительная и приятная манера говорить – просто идеальный кандидат. Да еще поддержка Бэрроу. Джек обязательно своего добьется.

– Вы ведь уже знали об этом? – нерешительно спрашивает Бэрроу. По выражению его лица я понимаю, что кто-то, может быть, сам Джек, должен был поставить меня в известность.

Я стараюсь смягчить ситуацию.

– Пока до меня что-нибудь дойдет… – Всем своим видом хочу показать, что мне все равно, говорили мне об этом или нет. И на самом деле это так. Политическая карьера Гарри была для меня важна лишь постольку, поскольку она была важна для него. Теперь его нет и кандидатура на место в парламенте меня не волнует. Все, что я чувствую, это облегчение: мне больше не нужно соответствовать стандартам супруги политика. Похоже, те дни, когда я добросовестно зубрила историю родного края, издания по социологии и носила соответствующую положению мужа одежду, остались в далеком прошлом.

Бэрроу, видимо, считает, что мое безразличие – это своего рода одобрение кандидатуры Джека. По крайней мере, выглядит довольным. Но если он думает, что мое мнение имеет хоть какое-нибудь значение, то ошибается.

Видя, что еще немало людей ждут очереди побеседовать со мной, Бэрроу отодвигается, уступая место молодому человеку, которого я сразу узнаю, но не могу вспомнить, откуда он. Озадаченное выражение лица, наверное, выдает меня, так как молодой человек поспешно представляется Тимом Шварцем. Теперь я вспоминаю. Он – директор благотворительного фонда помощи румынским сиротам, которому была перечислена прибыль от организованного Гарри концерта. Я видела его однажды на благотворительном приеме, а затем – уже в толпе на самом концерте. С виду он очень серьезный и достаточно жесткий человек с маленькими внимательными круглыми глазами, словно у зверька. На лице гримаса постоянного раздражения. Мне кажется, он очень способный. Я извиняюсь перед ним за провал в памяти.

Шварц изображает понимание и останавливает на мне свой странный взгляд.

– Миссис Ричмонд, мне весьма неудобно вас беспокоить, но получили ли вы мое письмо?

– Понимаете, я только что вернулась из Америки. У меня пока ни до чего не дошли руки. Я скоро займусь почтой. На следующей неделе.

По его глазам видно, что он уже обдумывает следующий вопрос.

– Вы знаете, в воскресенье я буду недалеко от вашего дома. Может быть, вы позволите мне зайти к вам на полчаса?

Я рассеянно улыбаюсь, соображая, как бы от него избавиться. Мы прилетели из Америки всего два дня назад, и выходные кажутся мне желанным раем. Можно будет хоть немного передохнуть.

– Боюсь, что в воскресенье это невозможно, – говорю я.

– Всего полчаса, – повторяет Шварц, изобразив неубедительную улыбку, тут же исчезнувшую, и с нетерпением добавляет: – Это срочное дело. Связано со счетами фонда. Мы не можем продолжать дела, пока с ними не все улажено… – Он запинается, как будто ему трудно объяснить, а мне – понять все это.

– Если это касается концерта, то не уверена, что смогу помочь вам, поскольку я почти не занималась его организацией.

– Вероятно, вы правы, но я уже несколько раз пытался поговорить с советниками вашего супруга и… – Он разводит руками, показывая бесполезность этой затеи. – Послушайте, может быть, в понедельник будет удобнее?

– С какими советниками мужа вы говорили?

– С юрисконсультом Леонардом Брейтуэйтом и бухгалтером по фамилии Гиллеспи.

– И они не смогли быть вам полезными?