Обман. Философско-психологический анализ - [75]

Самообман, как реализованная интенция, формируется в конечном итоге на бессознательном уровне, но его осознаваемое «содержание» имеет качество уверенности, убеждения, служит руководством к определенным суждениям, оценкам и действиям. Подобно тому, как обман одного субъекта другим есть атрибут социальной коммуникации, самообман есть атрибут аутокоммуникации. Это означает, что он признается фундаментальным фактором самосознания, саморегуляции, самоутверждения, самооправдания, служит средством поддержания идентичности, самоценности, жизненной силы и т.п., является мощным механизмом компенсации перед лицом смерти, тайн мироздания, ограниченности разума, пучины неопределенности, слабости воли, жестокости социальной реальности, средством «бегства» от свободы и ответственности и, можно добавить, как это ни парадоксально звучит на первый взгляд, средством защиты от всепроникающего обмана, низости и лицедейства. Феномен самообмана ясно отображен во всемирной социокультурной традиции, являлся предметом размышлений выдающихся философов - от Сократа и Платона до экзистенциалистов; ему много внимания уделяли Монтень, Ларошфуко, Юм, Шопенгауэр, Ницше, некоторые другие известные философы и психологи. Самообман является одним из типичных способов укоренения в бытии, но в тоже время служит, пожалуй, главным препятствием на пути самопознания и самопреобразования. Слабость самопознания и самопреобразования, их мизерные результаты по сравнению с познанием и преобразованием внешнего мира обусловливают фундаментальные проблемы земной цивилизации. Эта углубляющаяся асимметрия, как я пытался показать в ряде работ, имеет своим источником биологические факторы природы человека и потому является столь устойчивой и непреодолимой в течение всей истории человечества. Весьма актуален вопрос о самообмане в философии, особенно в этике, что требует специального исследования.

Рассмотрим еще несколько конкретных вопросов. Можно ли считать, что самообман является намеренной дезинформацией? Из того, что он формируется на неосознаваемом уровне, еще не следует отрицательный ответ. Ведь эта дезинформация производится самим субъектом, и она отвечает его интересам, надеждам, стремлениям, потребностям и другим интенциям, часто жизненно важным (это, так сказать, разновидность лжи из себялюбия). Каждому знакома склонность человека принимать желаемое за действительное. Нередко многие предпочитают неопределенность или заведомо ложное сообщение ужасающей правде, отнимающей последнюю надежду. Ложное уверение себя зачастую стимулируется внешними факторами, но утверждается оно самим субъектом. Точно также намеренная дезинформация другого вызывается интересами, желаниями, стремлениями обманывающего и тоже стимулируется внешними факторами. В случае самообмана намеренность не столь непосредственна, носит косвенный характер. Самообман может интерпретироваться как намеренное действие в том смысле, что он вызван осознаваемыми потребностями, интересами, желаниями, волеизъявлениями субъекта и служит им (как служит? - это отдельный вопрос). В таком же смысле можно, по-видимому, говорить о благонамеренности самообмана, поскольку он призван содействовать реализации указанных интенций. Труднее решать вопрос о его благодетельности, которая должна оцениваться только по результату. Самообман, конечно, может иметь далеко не благодетельные последствия. Известно, куда бывает вымощена дорога благими намерениями. Здесь - та же ситуация, что и с «внешним» благонамеренным обманом. Самообман тесно связан с «внешним» обманом. Но эта проблема требует специального анализа.

Я попытался кратко описать особенности самообмана (подробнее см. главу 4). Обратимся теперь к материалам дискуссии. Ее участники в большинстве своем вообще не касаются этого вопроса. Абсолютный запрет самообмана (поскольку он ведь является разновидностью обмана) приводит примерно к тем же парадоксам, что и абсолютный запрет «внешнего» обмана. Из числа сторонников последнего только О.П. Зубец сохраняет в данном вопросе последовательность. Она отрицает самообман, стремясь обосновать его немыслимость и абсурдность. Это следует из развиваемой ею концепции, заслуживающей внимания.

Основой концепции О.П. Зубец служит оригинальная компоновка идей О. Шпенглера (об «аристократизме») и М.М. Бахтина (о «центральности» и «единственности» ценностного бытия), а так же ряд общих посылок о миссии подлинного философа.

Как полагает автор, вместо того, чтобы «надеть на себя мантию философа обыденного сознания», подлинный философ должен выстроить «иной мир», «встать на позицию ценностного субъекта», быть «демиургом» ценностного мира, помещая себя на его вершину и в центр. «Акт ценностного созидания мира родствен божественному творению»^{193. Такова позиция «аристократизма» в философии, которая противостоит «мещанской философии». «Аристократическое творение мира» отвергает теоретические конструкции и осуществляется «через наименование, поиме-нование», «придающего бытийственность». Отсюда: «Аристократическое неприятие понятийности, ставящей на первое место обоснование, разъяснение, отнесение к школе или направлению, уточнение, логическую выверенность и т.п...»}