Обман. Философско-психологический анализ - [7]

Для рассмотрения этих трудностей воспользуемся результатами исследования В.И. Свинцова, в центре внимания которого находится явление дезинформации. Вслед за М. Мазуром^{21 он именует антипод дезинформации «трансинформацией» (обозначая этим термином «адекватность оригинала и образа на входе и выходе «информационного процесса»22). Соответственно В.И. Свинцов различает дезинформационную и трансинформационную интенции, приводя такой пример: Яго, обманывая Отелло, руководствовался дезинформационной интенцией, в то время как Бобчинский и Добчинский, сообщая о приезде ревизора, выражали трансинформационную интенцию. В первом случае субъект обладает истинным знанием, но руководствуется злой волей, во втором - находится во власти заблуждения, но являет доброжелательное намерение. Однако оба случая представляют «передачу лжи, облеченной в форму истины»23.}

Учет интенции субъекта, как показывает В.И. Свинцов, затрудняет, а иногда и вовсе исключает убедительное определение дезинформации, приводит к парадоксам^{24. Действительно, возможны самые разнообразные противоречия и парадоксы в актах межличностных коммуникаций. Скажем, субъект, желая обмануть другого, сообщает ему истинные сведения, рассчитывая на то, что последний знает о дезинформационной интенции и поэтому не поверит этим сведениям; или возьмем еще более интересный вариант: стремясь обмануть, субъект сообщает истинную информацию, будучи убежден, что она ложна, ибо его самого обманули, но контрагент не верит ей и потому оказывается введенным в заблуждение.}

Следует согласиться с В.И. Свинцовым, что в логикогносеологическом плане допустимо абстрагироваться от интенции субъекта и что это позволяет четко отличать дезинформацию от трансинформации, а тем самым создавать непротиворечивые модели для исследования коммуникативных процессов. Однако в социально-психологическом плане анализа коммуникативных процессов (и соответственно при рассмотрении обмана в онтологическом, аксиологическом и праксеологическом аспектах) интенция субъекта оказывается настолько существенным фактором, что от нее нельзя абстрагироваться (достаточно указать на этический план рассмотрения обмана).

Различение намеренного и ненамеренного обмана исключительно важно в межличностных и иных социальных отношениях. Вера в то, что у субъекта, с которым мы общаемся, нет дезинформационной интенции, является обязательным условием нормальных человеческих отношений. Если такая интенция подозревается или устанавливается, это пресекает доверительность отношений и переводит коммуникацию в другое качество. Естественно, что речь идет о каком-то определенном измерении коммуникативного поля, ибо оно многомерно: доверительность отношений касается, как правило, лишь некоторых актуальных измерений наличного коммуникативного поля.

Характер интенции обусловлен мотивами, интересами, потребностями, целями, ценностями субъекта, которые подлежат диагностике для того, чтобы можно было установить подлинный личностный (или социальный) смысл данной интенции.

Ненамеренный обман основывается на трансинформационной интенции и не осознается субъектом как действие, вводящее другого в заблуждение. Постфактум трудно доказать ненамеренный характер произведенного обмана, хотя такое доказательство зачастую крайне важно прежде всего в этических и юридических целях.

Намеренный обман всегда осознан в той или иной степени и основывается на ясной дезинформационной интенции. Независимо от того, какой целью руководствуется субъект, он сознательно вводит в заблуждение другого, рассчитывая на соответствующее изменение (или сохранение) состояний, мыслей, оценок, действий последнего. И все же важно отличать намеренный обман, производимый в корыстных и низменных целях, от таких обманных действий, которые бескорыстны, продиктованы соображениями долга, тактичности, поддержания надежды или вызваны принуждением, шантажом и т.п. Конечно, наиболее распространенными являются случаи, когда субъект непосредственно заинтересован в обмане, желает извлечь для себя пользу (материальную, амбициозную и т.п.) и когда он совершает обманные действия по собственной инициативе.

Однако повсеместны и иные явления, резко отличающиеся от обмана, творимого жуликом, карьеристом, лицемером или просто обывателем, соблюдающим свой интерес ценой повседневной мелкой лжи или примирения с большой неправдой. Речь идет прежде всего о случаях намеренного обмана в производственной деятельности (как и в других сферах общественной жизни), когда определенные виды и способы обмана становятся своего рода нормой, привычным атрибутом данного вида деятельности, оправдываются «производственной необходимостью», покрываются начальством и коллективом. Люди, творящие такие обманные действия, преследуют как бы не свои личные интересы, а интересы предприятия, коллектива и потому как бы не обязаны нести за них личную моральную ответственность (не говоря уже о юридической). Да, они совершают их сознательно, но не по своей инициативе, а по установившемуся правилу или по воле руководителя. Это способствует усыплению совести и чувства ответственности.