Обман - [48]
– Аплодисменты, аплодисменты.
– О, благодарю.
– Вы действительно последняя…
– Вы изменили мою жизнь.
– Мои поздравления. Значит, вы выжали максимум возможного из своего типа внешности. Серая мышка превратилась в маленькую крысу. Неплохо.
– Давайте все спокойно обсудим.
– Спокойно? Я мог бы вас погубить. Мне нечего больше терять.
– Вы этого не сделаете. Поскольку вы этого не хотите да и не можете. Я не жертва. Это действительно так. И вы всего-навсего режиссер, интриган, строящий козни, ангел тьмы. Убийство, совершенное в состоянии аффекта, – нет, это не про вас.
– Чего вы добиваетесь?
– Нового завещания.
– Моего завещания?
– Именно.
– Вы что, желаете со мной покончить?
– О нет, милейший. На это я не способна. Вы составите завещание, согласно которому я становлюсь единственной наследницей. Такое, знаете ли, маленькое симпатичное завещание, разумеется, профессионально проработанное. Потом вы исчезнете из виду, а я инсценирую вашу смерть. Без вашего участия. Автомобиль полностью выгорит, останутся лишь несколько вещей, ранее вам принадлежавших, – ваши часы и золотое портмоне. А при последующем вскрытии завещания присутствовать буду только я одна, растерянная, удрученная горем, хоть и смирившаяся, но все еще переживающая то, что была взята в заложницы… Дрожащими руками я подпишу все документы, чтобы когда-нибудь начать новую жизнь.
– Вы сущий дьявол.
– Добро пожаловать в наш клуб.
– Телефон звонит.
– Это, наверное, Кокин. Чего вы ждете? Снимите же трубку.
– Если Кокин, если она действительно намерена расправиться со мной, это была бы, по сути дела, последняя точка в вашем плане, не так ли?
– Я восхищена вашей проницательностью.
– Боже праведный.
– Тогда вперед, снимите трубку.
– Нет, я в ванной.
– Надеюсь, это вы не всерьез.
– У меня есть шанс?
– Чего бояться? Телефон продолжает звонить. Она жаждет пообщаться с вами. Просто возьмите трубку в ваши изящные ручки.
Я помню, как вы держите свою головку, как пьете чаи маленькими глотками, – нет, они не смогут лишить меня этого. Ваша лучистая улыбка, то, как вы поете, импровизируя, как проникаете в мои сны, – нет, они не способны отнять это у меня. Мы никогда не сможем встретиться опять на ухабистой дороге любви. И тем не менее я всегда, всегда буду помнить о том, как вы держали в руках нож, как мы танцевали до трех утра, о том, как вы изменили мою жизнь; нет, нет, им не дано лишить меня этой памяти! Нет! Они не смогут лишить меня этого.
– Как жаль. Вы чуточку опоздали. Самую малость. Бедная Кокин. Она наверняка вся истерзалась в думах о вас.
– Я вас ненавижу.
– Гопля! Как-никак я ваша коллега.
– Я вам доверял.
– Вы доверяли мне кое-что. Не более.
– Что же еще вы хотите знать?
– Все.
– А зачем?
– Мне кажется, я одержима болезненной страстью к этому. Правда, иногда мне трудно понять, к чему меня тянет сильнее – к вам или к вашим историям.
– А если все они уже рассказаны?
– Придумайте что-нибудь новое.
– По-вашему, все так просто?
– Вот именно.
– Я исчерпал себя.
– Далеко не так, как вы думаете. Взять хотя бы историю с Хризантемой.
– Ради Бога, оставьте в покое Хризантему.
– Она, очевидно, нас покинула. Столь же очевидно, что не совсем добровольно.
– Ваше любопытство вызывает у меня отвращение.
– Надо радоваться, что еще кто-то проявляет к вам такой живой интерес.
– Ко мне? Может, к моим историям? Вы проглатываете их, как шоколад с начинкой. Смотрите, можно ведь и объесться!
– Ради вас я многое поставила на кон. Уже забыли? Вы вполне могли бы оказаться сейчас в тюремной камере.
– И почему все так? Вы ведь требовали денег и больше ничего.
– Верно. Точно так же, как и вы.
– Я артист, поэтому отношусь к своей профессии серьезно. Я вовсе не отпетый мошенник. Дамам я дарил только счастье.
– Сожалею, что принесла вам так мало радости. Дело в том, что я пока только учусь.
– Ладно уж, фрау доктор.
– Ну давайте, рассказывайте.
– Я вам больше не доверяю.
– Именно сейчас вы должны были бы мне доверять. Ведь как раз сейчас вы все узнали обо мне.
– Я в этом не уверен.
– Благодаря моей заботе вы неплохо устроились.
– В этом весь ужас.
– Вы любите Кокин, я знаю, а во мне вы нуждаетесь. Хотя бы как в собеседнице.
– А как насчет тайны исповеди, мой друг?
– Вы имеете в виду Хризантему?
– Все это так далеко…
– Однако прошло не так уж много времени.
– Немного, значит. А документы? Иногда вы невыносимы.
– На этот комплимент могу ответить тем же.
– Вы знаете шлягер «Очарование»?
– Нет.
– «В моей душе очарование, тревога и смущенье».
– Мне больше нравится хит «Ты обними меня, не будь таким ребенком шаловливым. Уж лучше к мамочке в объятья устремись».
– Угомонитесь, пожалуйста. Женщины – они были в восторге от моего тела, моего идеального тренированного тела. В детстве я страдал полнотой. Это всем бросалось в глаза. Я умолял свою маму покупать мне большие фуфайки. Но тогда такие еще не носили. Я имею в виду широченные свитера и раздувавшиеся брюки, в которых сегодня ходят дети. Гигантские тенниски с нанесенными на них цифрами в сочетании с бейсбольными шапочками. Тогда в моде были тесно облегающие нейлоновые вещи. Я плакал от стыда и огорчения, и до сих пор мне кажется, что я страдаю избыточным весом, поэтому иногда чувствую себя маленьким и толстым подростком, скрывающимся в этой объемной и крепкой телесной оболочке и испытывающим панический страх, что кто-нибудь увидит, какой я на самом деле. Я не доверяю собственному телу. Я каждый день занимаюсь гимнастикой, отжимаюсь и так далее, но очень боюсь, что иссякает власть доброй феи, которая подарила мне в шестнадцать-семнадцать лет прекрасное тело и избавила от мучительной плоти, свисавшей, как промокшее пальто, в котором я мог с трудом передвигаться и которое так и тянуло меня в грязь под ногами. Я боюсь, что вдруг ослабнет магическая сила и что я снова буду похож на того маленького толстого юношу, каковым фактически являюсь.
«Торчит Саша в чайной напротив почты, пьет кислое пиво, гордо посматривает на своих собутыльников и время от времени говорит: — Если Бог, — говорит, — когда-нибудь окончательно осерчает на людей и решит поглотить всех до последнего человека, то, я думаю, русские — на десерт».
Вам никогда не хотелось остановить стремительный бег времени и заглянуть в прошлое? Автор книги, Сергей Псарёв, петербургский писатель и художник, предлагает читателям совершить такое путешествие и стать участником событий, навсегда изменивших нашу привычную жизнь. В книгу вошла повесть о послевоенном поколении и службе на космодроме Байконур, а также материалы, связанные с историей лейб-гвардии Семёновского полка, давшего историческое название одному из интереснейших уголков старого Петербурга – Семенцам.
Когда твой парень общается со своей бывшей, интеллектуальной красоткой, звездой Инстаграма и тонкой столичной штучкой, – как здесь не ревновать? Вот Юханна и ревнует. Не спит ночами, просматривает фотографии Норы, закатывает Эмилю громкие скандалы. И отравляет, отравляет себя и свои отношения. Да и все вокруг тоже. «Гори, Осло, гори» – автобиографический роман молодой шведской писательницы о любовном треугольнике между тремя людьми и тремя скандинавскими столицами: Юханной из Стокгольма, Эмилем из Копенгагена и Норой из Осло.
Это — роман. Роман-вхождение. Во времена, в признаки стремительно меняющейся эпохи, в головы, судьбы, в души героев. Главный герой романа — программист-хакер, который только что сбежал от американских спецслужб и оказался на родине, в России. И вместе с ним читатель начинает свое путешествие в глубину книги, с точки перелома в судьбе героя, перелома, совпадающего с началом тысячелетия. На этот раз обложка предложена издательством. В тексте бережно сохранены особенности авторской орфографии, пунктуации и инвективной лексики.
Повесть «Винтики эпохи» дала название всей многожанровой книге. Автор вместил в нее правду нескольких поколений (детей войны и их отцов), что росли, мужали, верили, любили, растили детей, трудились для блага семьи и страны, не предполагая, что в какой-то момент их великая и самая большая страна может исчезнуть с карты Земли.
Ида Финк родилась в 1921 г. в Збараже, провинциальном городе на восточной окраине Польши (ныне Украина). В 1942 г. бежала вместе с сестрой из гетто и скрывалась до конца войны. С 1957 г. до смерти (2011) жила в Израиле. Публиковаться начала только в 1971 г. Единственный автор, пишущий не на иврите, удостоенный Государственной премии Израиля в области литературы (2008). Вся ее лаконичная, полностью лишенная как пафоса, так и демонстративного изображения жестокости, проза связана с темой Холокоста. Собранные в книге «Уплывающий сад» короткие истории так или иначе отсылают к рассказу, который дал имя всему сборнику: пропасти между эпохой до Холокоста и последующей историей человечества и конкретных людей.