Облюбование Москвы. Топография, социология и метафизика любовного мифа - [5]

Число грозненских браков и неудача каждого из них изобличают ложь опричного положения, самоопределения царя. Отказ от предназначенного царства, от полноты его, повлек несчастье в браках. Насилие над земщиной, землей аукалось насилием в семье царя. Не говоря уже о царских похождениях вне брака, вплоть до свалки и содома.

Марью Темрюковну, по слухам, отравили.

Марфу Собакину, стремительно иссохшую за дни от обручения до свадьбы и скончавшуюся сразу после свадьбы, не потеряв девичества, официально объявили отравленной злодеями. Этой истории посвящена опера «Царская невеста» Римского-Корсакова.

Анну Колтовскую Иван отправил в монастырь через неполный год совместной жизни.

Анну Васильчикову – еще быстрее.

В шестой раз Грозный «обрачился» со вдовой убитого опричниками дьяка Василисой Мелентьевой. Имя ее стало названием драмы Островского. В летописи Василиса названа «женищем», то есть гражданской женой. Но кажется, что этот брак был лучшим из возможных после Анастасии. Недаром бытовала легенда, что царь все же венчался с Василисой, причем в китайгородской земщине, в приходской церкви Космы и Дамиана в Старых Панах (Старопанский переулок, 4, нынешнее здание построено в XVII столетии). Однако век немолодой Мелентьевой отмерен коротко, как кратким было просветление в политике царя.

При седьмой жене, Марии Нагой, родившей царевича Димитрия, царь напоследок сватался к Елизавете I Английской и к ее племяннице Марии Гастингс.

«Какая ночь!..»

Царский опричник, кажется, не может стать героем своего, отдельного романа: страшные орденские клятвы, отречение от матери, отца и самого себя должны бы не оставить места самости. Но отрекаясь в пользу своего царя – безудержного самостийника, опричник отправляет самость вместе с ним. Вопрос, чью самость. По смыслу клятв выходит, что чужую, государеву.

Насколько миф слагается по ходу исторического времени, опричник в самом деле заслонен фигурой своего царя; однако миф слагается и против хода времени, скажем, в позднейшей беллетристике, в поэзии. Задним числом опричник пролезает в первые любовники. Делает себя третьим, но уже в частных, а не царских любовных треугольниках.

Миф о купце Калашникове создает опричник Кирибеевич, поскольку создает коллизию. Калашниковы проживают в земщине Замоскворечья, Кирибеевич – понятно, в Занеглименье или в иной опричнине, откуда и приходит искушать Алену. Поединок происходит на Москве-реке, границе двух миров, в присутствии царя, фактического автора коллизии.

Поэма Лермонтова словно вырастает из отрывка Пушкина «Какая ночь! Мороз трескучий…», где выведен «кромешник удалой»:

Спешит, летит он на свиданье,

В его груди кипит желанье.

Он пробирается верхом через неназванную площадь, вероятно Красную, которая «полна вчерашних казней». Конь пугается скакать под виселицей, служащей воротами на сторону желания. Стихотворение кончается или оборвано в момент преодоления препятствия.

Толстой в «Князе Серебряном» перечертил любовный треугольник в квадрат. Виновник драмы, один из авторов опричнины князь Афанасий Вяземский, преследует невесту земца князя Серебряного. В долгое отсутствие последнего, чтоб только не достаться Вяземскому, Елена Дмитриевна выходит за земского боярина Дружину Андреевича Морозова. Имя Дружина говорящее: Морозов – друг Серебряного.

Книга не топографична, говорится только, что хоромы Морозова стоят на берегу Москвы-реки и что Серебряный едет к ним через Балчуг, прямо и налево. Стало быть, опять Замоскворечье.

Самость

Опричное прелюбодейство – отрасль многообразного насилия над земщиной. Опричный царь оставил землю вдóвой, чтобы возвращаться князем; женихом, не мужем. Он отказался от владения, чтобы овладевать. Земля звала его назад, звала «прийти и володеть». Он приходил и «володел», но так, как ходят и овладевают лишь незваные. А чтоб уйти, он различил в Кремле две ипостаси: города и замка – и развел их по холмам. Отказ от царства означал отказ не только от Кремля, но и от принципа Кремля как города с дворцом. Дворец, двор государя, изошел из города и стал Опричным замком, тяготеющим над городом.

Эта архаика напоминала современность Западной Европы, виденную Грозным на ливонском фронте и, может быть, усвоенную так, как победители усваивают образы и опыт побежденных. Из встречи города и замка, из вражды и договора между ними Запад вывел свою Новую историю, в которую уже вступил ко времени военной встречи с Грозным. Теперь Средневековье проходило через кризис на стороне Москвы. Опричнина – черный пролог Нового времени России.

Настояние опричного царя на собственной приватности уже было предвестием иных времен. Тема лица, персоны еще не отделилась от царя, но сам он разделил уже в себе царское и человеческое. Дальше – хуже: человеческое в нем покинуло дворец, противостало царскому. Начавшись раздвоением личности царской, Новое время кончило раздвоенностью личности народной и победой самости над царством.

Южное Занеглименье, Арбат сделались первым поприщем, «вмещающим ландшафтом» этой самости. А значит, и любовной частности.

Любовный миф Арбата начат Грозным.

Часть III. Похищение сабинянок