Обломки - [52]

Огромная серая туча с разодранными краями, похожая рисунком на какой-то континент, медленно ползет по небу. Она принимает то очертания дракона с вытянутой шеей, то Бретани, потом, как орудийный дым, тянется к кровавому небосводу. Элиана с интересом следит за тучей, но и не думает останавливаться. Напротив, быстро шагает вперед то ли из любопытства, то ли повинуясь врожденному упрямству. В спешке она спотыкается, чуть не падает, потому что бредет сейчас по каменистой неровной дороге. Справа и слева от нее стенки становятся все ниже, видны сады, еще больше, чем этот, плодовые деревья, пустоши; мрак влачит по ним свои тени. Яростно лают псы, стараясь сорваться с цепи.

Элиана ускоряет шаг, потом бежит, не так встревоженная, как удивленная тем, что этому саду нет конца. Она пытается восстановить в памяти план Пасси, может быть, удастся найти дорогу. Рано или поздно она выйдет на улицу, наткнется на забор. Но на какую улицу? Она пытается мысленно ориентироваться, но ничего не выходит. Край юбки то и дело цепляется за кусты бересклета, листья его шуршат, а кажется, это журчит ручеек. Вдруг ей чудится, будто где-то там над живыми изгородями — а сад теперь окаймлен живой изгородью — блеснул огонек, и она хочет уже крикнуть, да стыдно. Зачем кричать, кого звать? Она задыхается от бега, замедляет шаг. Огонек исчезает.

Морозит, а капли пота бегут по ее шее, и она распахивает манто. Под каблуками звенит земля. Мрак густеет, и Элиане кажется, будто она идет с самой зари. Она сворачивает вправо, там земля словно бы не такая каменистая, и вдруг замечает, что идет надо рвом. А чуть подальше натыкается на придорожную тумбу. Ей становится страшно, она останавливается, пытается прочесть название местечка, выбитое в камне, да темнота мешает, и впустую водит она пальцем по полым контурам букв: первая «С», вторая «И», а что дальше — не разберешь. Она отходит.

Над всей округой залегла тяжкая тишина, неоглядные, окутанные темнотой нивы сливаются вдали с черным небом, только неотчетливая белесоватая ленточка дороги сочится сквозь недра мрака подобная туману. Порой Элиане чудится, будто она борется против этого тумана, как пловец, попавший в водоворот. А то вдруг ей начинает казаться, что она не движется вперед, а часами топчется на месте. В действительности же она идет быстро, почти бежит.

На ходу она дремлет, бессильно опустив голову и руки. Время от времени она спотыкается о камень, но не открывает глаз, а ноги сами несут ее вперед, словно где-то внутри работает часовой механизм.

Через полчаса подымается ветер и разгоняет тучи, открыв мертвенное, как синяк, небо. Встает луна, склоняя над землей свой незрячий лик, смотрит пустыми орбитами, и металлический ее блеск благоприятствует потаенной работе сновидений. Элиана открывает глаза и видит вспаханные поля, перерезанные бороздами, убегающими куда-то вдаль. От усталости ломит все тело; она вроде бы и не спит, вся во власти цепенящей слабости, и ей чудится, будто кто-то вскарабкался ей на плечи, с силой давит на затылок и спину. Хорошо бы передохнуть хоть минуту, упасть прямо на эти камни, прижаться лицом к дорожной пыли, но какое-то противоречивое чувство борется с этим желанием, толкает ее вперед. С трудом оторвав ноги, словно вросшие в землю, она продолжает свой путь.

Теперь дорога идет вверх, сначала полого, почти незаметно, но затем неумолимо, неукоснительно подымается уступами, и сейчас идешь по ней, как по лестнице. Надеясь побороть усталость, Элиана пытается считать булыжники под ногой, одни огромные и на изломе блестят, как мраморные, другие обточены временем, но разве их сочтешь, слишком уж их много. Она идет не останавливаясь, а губы все время шевелятся, как будто она молит о чем-то господа. После бесконечной ходьбы ноги горят в туфлях, и она сама уже не может понять, своей ли волей продолжает этот страшный путь или что-то более могущественное, чем она, велит ей двигаться вперед. Наконец она перестает считать булыжники, каждый из них луна обвела сиреневым кружком. Шершавый, как наждак, язык распух. Вдруг она вцепляется себе в волосы и испускает вопль отчаяния, растекшийся над полями; еще долго в ушах звенит этот крик. Она снова кричит, зовет, бросает во мрак имена близких, знакомых. Текут и текут часы.

Чуть впереди, на краю дороги, стоит бессонное деревце, Ветер, дующий с высоты, отбрасывает ветки назад, по земле ползают косые, изогнутые тени, зима сорвала с него все до последнего листочка, но все равно это нечто живое среди необъятной черноты, где нет даже травинки. Сердце Элианы бьется как бешеное. Еще полминуты, и она дойдет до деревца, и каким же будет облегчением коснуться кончиками пальцев теплой коры. Надежда придает ей силы, и она прибавляет шагу, хотя подъем становится еще труднее. Всего шагов двадцать отделяют ее теперь от деревца, но она уже тянет руку, чтобы не потерять ни минуты из отпущенного ей времени; и, глядя на эти веточки, которые разметало по ветру, как волосы, она вдруг решает непременно схватить одну, сорвать, унести с собой. Она уже намечает самую длинную и самую хрупкую среди тех, что всего к ней ближе, отчетливо видит ее среди подруг, видит даже суставчик, где та переломится. Элиана все ближе, она уже рядом, рука тянется к веточке, но ветер отводит ее в сторону.