Облетая солнце - [125]

Было заметно, что Денис буквально расцвел, оказавшись в диких местах. Используя старый полевой бинокль, изрядно потрепанный, он высматривал, у какой антилопы более художественно вывернуты рога, или прикидывал, сколько будут весить бивни слона, пока еще принадлежавшие хозяину. Он знал, как поразить животное одним выстрелом и не промахнуться. Мог снять шкуру быстро и умело, практически без крови. Однако убивал он животное, только если к тому вынуждала необходимость, а так предпочитал пользоваться камерой. Сафари с фотокамерой стало новой модой, и Денис полагал, что фотоаппарат вполне способен заменить ружье, сохранив дух спортивного состязания, присущий охоте. С его помощью охотники смогут заполучить Африку, не нанося ей никакого ущерба.

На сафари Денис раскрылся. Я не видела его таким прежде. Он никогда не переступал невидимые границы, воспринимал окружающий мир как абсолютно живой и постоянно меняющийся. Он понимал всё, как никто. Я поддерживала Дениса в этом — нельзя удержать то, что удержать невозможно. Хитрость состояла в том, чтобы научиться воспринимать окружающее таким как есть, во всей полноте, без страха и ненужного сопротивления, не стараться подстроить этот мир под себя, перевернуть, исправить. Мне это было знакомо с детства, со времен уроков арапа Майны, когда я еще носила имя Лаквет. Я почти забыла те времена, но благодаря Денису они вернулись ко мне во всем незабываемом многоцветии.

Большую часть дня мы бродили по известняковым плато. Камни, покрытые фигурными наростами, точно морозными узорами, поблескивали на солнце. Белая пыль проникала везде — она оседала на ладонях, на сгибах колен, между пальцами, сжимающими кожаный ремень ружья. Она даже набивалась под одежду, под грудь и скрипела на зубах. Освободиться от нее было совершенно невозможно, и я прекратила с ней бороться. Здесь, в Африке, освободиться от чего-либо часто оказывалось невозможным, и в этом состояла ее главная привлекательность. Она проникала в тебя, и больше ты уже не мог ее из себя исключить, никогда.

Денис весь день пребывал в отличном настроении. Он почти опустошил бутылку джина, которую мы открыли накануне вечером. Для меня было загадкой, как он выдерживает все это. Кровь у него точно состояла не из воды. Он, без сомнения, подхватил в своих походах такое количество малярийных укусов, которые свалили бы и быка. Но я никогда не слышала, чтобы он был болен или подумывал бросить свое дело. Он никогда не сдавался. Солнце жарило нещадно, небо походило на раскаленную наковальню. По шее и плечам у меня тек пот — воротник рубашки промок. Одежда болталась на мне, тело точно усохло, на коже проступали белые соляные разводы от испарений. Я дышала тяжело, неровно и слышала свое дыхание как будто со стороны. Однако нам надо было пройти намеченное расстояние. Какое значение имела усталость? Носильщики шли впереди, выстроившись в линию, и когда от истощения сил взгляд мой туманился, их ровный строй расплывался перед моими глазами, сливаясь с белой пустыней вокруг, образуя причудливые геометрические формулы, руки и ноги превращались в скрещенные палочки и тире — загадочное уравнение человеческой стойкости.

После полудня мы наконец остановились на отдых в тени большого баобаба. Дерево было широкое и приземистое. Кора вокруг ствола с одной стороны напоминала плиссированную юбку, а с другой — крылья гигантской мухи. С ветвей в бежевых коконах свисали плоды, и ими наслаждались павианы. Несколько обезьян уселись прямо у нас над головой, и можно было слышать, как они раскалывают плоды — мелодичное дребезжание, напоминающее звук погремушки. Вокруг нас на пожухлую желтую траву дождем сыпались шелуха, семена дерева и вонючие испражнения пирующих.

— Мы можем уйти отсюда, — предложил Денис, заметив, что я скривилась от запаха. — Или всех их перестрелять.

Я понимала, что насчет последнего он не всерьез — это шутка.

— Нет, я лучше улягусь здесь в дерьме и сразу засну.

Он рассмеялся.

— Физические упражнения обычно меняют человека. Кожа становится потолще.

— Что касается меня, моя всегда была достаточно толстая.

— О да, я это понял давно и сразу.

Я посмотрела на него с интересом — что же еще он понял, когда мы только встретились? Натянулась ли внутри его некая струна, как это случилось со мной, звякнул ли колокольчик, извещая, что мы суждены друг другу?

— А у тебя было предчувствие, что в конце концов мы окажемся здесь?

— Под этим ужасным деревом? — Он усмехнулся. — Неуверен.

Еще несколько комьев пыли упало на нас сверху.

— Однако мне начинает нравиться это местечко, — добавил он невозмутимо.

К вечеру мы добрались до реки и разбили лагерь. На ужин мы ели мясо молоденькой куду — Денис подстрелил ее утром и освежевал. Затем пили кофе, глядя, как всполохи огня завиваются спиралью, источая сиреневый дым.

— Тане как-то пришлось отбиваться от пары львов при помощи одного только кнута, — сказал он. — Они с Бликсом приехали навестить свое стадо. Он как раз отправился на охоту, чтобы раздобыть что-нибудь на обед. Вдруг все стадо заволновалось, пастухи бросились врассыпную. Только бедная Тана осталась в полной растерянности, когда вдруг из оврага выскочили два льва. Как ни смешно, но ружья у нее не было — оно было в багаже. Достаточно забавно.