Облава - [8]

И на всем свете, на всем свете

Стяг наш алый зардеет огнем,

в который уже раз начинала Анюта.

Анюта, как решил, приглядевшись, Сорокин, была и не из городских, и не из деревенских, росла где-то посередке - в местечке. Грамотенки у нее мало, но нахваталась верхов на разных митингах, сходках, должно быть, и песня эта оттуда. Курносая, с веснушками на лице, с сильными руками, привычная, конечно, к физическому труду, с блекло-серыми волосами, хвостики которых торчали из-под косынки, Анюта была из тех девчат, которых обычно парни обходят вниманием. Серенькая, неприметная девчонка-воробышек. А она, глупенькая, еще и старалась, чтоб в ней было как можно меньше женственности, - подражала, возможно, какому-то своему начальнику.

Сорокин спросил у нее, что за песню они разучивают.

Анюта ответила охотно:

- Это товарищ Злотина сочинила.

- А кто она, эта товарищ Злотина?

- Не знаете? - удивилась Анюта и осуждающе нахмурилась. - Наш уездный комсомольский вожак. Она же и частушки про попов сочинила.

- Спасибо.

- Приврев, а не спасибо.

- Простите, не понял, - в самом деле не понял Сорокин.

- Спасибо - это "спаси бог". А с богами нам не по пути. Вот и заменили на "приврев" - привет революции. И в Москву написали, чтоб декретом провели новое приветствие.

- Вот оно что, - усмехнулся Сорокин. - Не слыхал.

Вскоре подошли к церкви Булыга, молодой хлопец в кожанке, смуглый, скуластый, с узкими глазами-треугольничками и низенький да еще и сгорбленный мужчина в пенсне. У этого низенького был большой красивый портфель с блестящими медными пряжками, угольниками и замками - видимо, реквизированный у какого-то буржуя.

- Здрас-сте, товарищ Лагин, - поздоровалась с мужчиной Анюта и первая протянула руку лодочкой. - С комсомольцами и частью сознательной молодежи противоцерковная работа проведена. Все они за постановление исполкома.

- Правильно, - похвалил ее Лагин, и Сорокин понял, что это и есть главный уполномоченный, приехавший закрывать церковь.

Булыга был в своем неизменном бушлате, в тельняшке, кепку держал в руке. Лицо мрачно, нахмурено, густые брови то и дело сползали вниз, сходились на переносице, и тогда казалось, что он вот сейчас разразится криком, руганью.

- Служба идет? - спросил Лагин. - Конца ждать не будем. В присутствии верующих и объявим декрет. Это и будет актом пропаганды против религии.

- Подождать конца надо, - сказал Булыга, глядя сверху вниз на Лагина. - Ты не знаешь нашу публику.

- Значит, товарищ председатель, плохо агитируете вашу публику. А ее давно уже надо было настроить по-советски. Пошли!

Смуглый хлопец в кожанке молчал и посматривал то на Булыгу, то на Лагина, как бы силясь угадать, кто из них прав. "Видно, татарин, а то, может, от Батыя родословная тянется", - подумал о нем Сорокин.

- Пошли! - повторил Лагин и первым направился в церковь, размахивая портфелем.

За ним поспешили Анюта с комсомольцами, хлопец в кожанке. Булыга и Сорокин вошли последними.

Служба шла. Отец Ипполит, видно, заканчивал проповедь. Густо пахло ладаном и воском от свечей.

Лагин, хлопец в кожанке и несколько комсомольцев стояли в шапках. Булыга, как заметил Сорокин, снял кепку еще в притворе.

- Итак, дорогие мои парафияне, - говорил отец Ипполит, - бог беспределен и непостижим, и лишь одно в нем постижимо - его беспредельность и непостижимость. А то, что мы говорим о боге утвердительно, показывает нам не естество его, а лишь некую сторону его естества, ибо он есть нечто из числа явлений, существующих в силу того, что он выше всего сущего, выше даже самого бытия...

Ипполит видел, как они вошли в церковь, и голос его задрожал, фразы набегали одна на другую, путались слова. Стали озираться верующие, зашикали на вошедших, чтобы сняли шапки. Тот-другой из комсомольцев обнажили головы. Снял шапку и хлопец в кожанке. Лагин упорствовал.

- Ирод, - подошла к нему древняя старушка, - ты в храме. Шапку сними.

Лагин отмахнулся от нее, быстро прошел к амвону, крикнул:

- Внимание! Слушайте все. Службу объявляю закрытой. Есть постановление уездного исполкома о закрытии вашей церкви - этого рассадника опиума и передаче ее со всем имуществом государству. - Он нагнулся, поставил на острое колено свой блестящий портфель, щелкнул замками, достал бумагу. Вот это постановление. И я предлагаю прочесть его с амвона вам, гражданин священник.

После короткой гнетущей тишины среди прихожан возник гул голосов. Поначалу голоса были тихие, осторожные - люди еще не поверили услышанному. Потом гул стал нарастать. Передние угрожающе надвинулись на Лагина, и тот встревоженно принялся искать в толпе Булыгу и хлопца в кожанке. Булыга стоял мрачнее тучи, смотрел в пол.

Ипполит взял протянутую ему Лагиным бумагу, читал молча, держа ее на отдалении, лицо его серело, наливалось бледностью. Прочтя, сказал Лагину:

- Огласить это с амвона я не могу. Здесь все написано в оскорбительных выражениях. Это кощунство.

Лагин выхватил бумагу у Ипполита.

- Это саботаж, гражданин священник. Вы отказываетесь исполнить приказ исполкома.

- С амвона читать не буду, - твердо повторил Ипполит. - Читайте сами. Церковь передаю в ваше распоряжение. Ключи можете получить хоть сейчас же.