Области тьмы - [70]

Недель за шесть до того сообщили, что на частном собрании Калеб Хейл сказал, мол, Мексика стала для США обузой, и что «надо просто оккупировать её на хрен». Источник, сливший информацию в «Los Angeles Times», утверждал, что Хейл отметил коррупцию, мятеж, нарушения закона, долговой кризис и транспортировку наркотиков, как пять точек «пятиугольника нестабильности в Мексике». Ещё были сведения, что Хейл даже цитировал Джона О’Салливана: «Нам суждено судьбой захватить весь континент», и вспоминал, как читал статью под названием «Мексика: Иран по соседству». Калеб Хейл тут же разразился ничего не опровергающим опровержением, а потом умудрился в интервью развить тему, на которую он якобы не говорил. Считали, что за речью Хейла скрывается президент, потому что он не только отказался требовать отставки министра, но и не осудил приписываемые тому высказывания — на что тут же хлынули потоком комментарии и предположения. Поначалу все обалдели и не верили, но дни шли, влиятельные лица время от времени подогревали мысли, и первый вывод о том, что министр обороны выпал из контекста, смягчился, даже превратился, как минимум, в широкое одобрение более жёсткой линии международной политики.

И вот стоило предположить под убийством Альварез расовые мотивы, как ярость споров зашкалила. Шли интервью, групповые обсуждения, звуковые фрагменты, шутки, горячные репортажи из пыльных приграничных городов, выстрелы в воздух на Рио-Гранде. Я смотрел с дивана, со стаканом в руке, и меня затягивало, как мыльная опера — и в алкогольном блаженстве я забывал, что, возможно, лишь отпечаток пальца или тест ДНК отделяет меня от живого участия в этом процессе, что я нахожусь в опасной близости от глаза урагана.

К концу выходных, однако, блаженство выродилось в оцепенение, потом в тревогу, а потом в ужас — моя структура взглядов изменялась. Я переставал смотреть новости, и к вечеру воскресенья пропускал их в обязательном порядке. Мне было всё проще переключаться на другие каналы, где шли повторы «Гавайи, пять-ноль», и «Счастливые деньки», и «Плавание на дно моря».

В понедельник я попробовал остаться трезвым, но не преуспел. Я выпил пару банок пива днём, а потом открыл бутылку водки вечером. Большую часть времени я слушал музыку, и вечером свалился на диван в одежде. На прошлой неделе шло потепление, так что я оставлял окно открытым на ночь, но когда я в четыре часа ночи очнулся от бестолкового сна, я заметил, что заметно похолодало. Так что я, дрожа, встал с дивана, и пошёл закрывать окно. Потом снова сел на диван, но пока смотрел в синюю тьму ночи, дрожь не унималась. Ещё я почувствовал, что сильно бьётся сердце, неприятно и противоестественно колет в конечностях. Я видел две возможности. Может, моему организму не хватает алкоголя, здесь есть разные варианты — одеться и пойти в бар, или в корейский гастроном по соседству, купить пару упаковок пива, или вылакать кулинарный херес из своих запасов. Но вряд ли дело в бухле, потому что мысль о том, как я выхожу на улицу, топаю в сияющий неоном гастроном, где ходят другие люди, вогнала меня в ужас.

Ну вот, подумал я — у меня, блядь, приступ паники.

Я глубоко дышал и колотил запястьем по подушке, лежащей рядом на диване. Четыре часа утра. Я не мог никому позвонить. Не мог никуда пойти. Не мог спать. Я почувствовал себя загнанной в угол крысой.

Так я его и пересидел — на диване. Это было как сильный сердечный приступ, который длился час, но не убил тебя, и не оставил физических последствий, ничего, что может обнаружить доктор, если подвергнет тебя серии анализов.

На следующий день я решил, что надо что-то делать. Я скатился слишком низко и слишком быстро и знал, что ещё чуть-чуть, и я могу потерять всё — хотя теперь список этого «всего» был под вопросом. Всё равно надо что-то делать, проблема в том, что именно? Неотложным и давящим делом была ситуация с Донателлой Альварез, но тут я был бессилен. Потом шёл Ван Лун. Но если честно, я не мог толком поверить в то, что общался с ним. Подумать только, я «работал» с ним, да ещё над какими-то немыслимыми «финансами» сделки корпоративного поглощения. Наши встречи с ним — в «Комнате Орфея», в его квартире, в офисе, в «Четырёх Сезонах» — казались сном, и подчинялись извращённой логике сновидений.

Но в то же время и плюнуть на него я тоже не мог. Больше не мог. Не мог игнорировать реальность, которая напрыгивала на меня при каждом взгляде на свой почерк в жёлтом блокноте Ван Луна. Может, это кажется нереальным, но я таки общался с ним, и помог решить вопросы по сделке MCL-«Абраксас». Так что если я хочу с этого что-нибудь поиметь, мне надо разобраться с Ван Луном, и как можно быстрее.

Я принял душ и побрился. Чувствуя себя разбитым, я пошёл в спальню достать из шкафа костюм, но совсем весело стало, когда я попробовал его натянуть. В последний раз я надевал его больше недели назад, и теперь вдруг с большим трудом застегнул штаны на поясе. Однако это был мой единственный приличный костюм — пришлось ехать в нём.

Я взял такси до Сорок Восьмой улицы.

Когда я шёл по вестибюлю Здания Ван Луна и ехал на лифте на шестьдесят второй этаж, во мне росло ощущение ужаса. Выйдя из лифта в знакомую приёмную, я распознал в нём очередной приступ паники.