Облако возмездия - [27]

Да, насколько он мог судить, музыканты в ансамбле собрались преотличные. Старый сухонький пианист — птичий профиль в больших очках, — не обращая на зал внимания, перебирал аккорды, каждый из которых отзывался в душе сладкой болью. Невероятно! Как ему это удается? Потом, сложенная из уцепившихся друг за друга нот, потекла мелодия, ее подхватили — подключились другие музыканты. Тогда из-за столика встала хрупкая женщина с нервным лицом, поднялась на эстраду и, поймав микрофон рукой, запела. И все, душа Нетроя, как привязанный к самобеглой коляске воздушный шар, унеслась за этим чуть хрипловатым и таким на удивление сильным голосом. Он слушал, едва различая слова, и думал о чем-то своем, вспоминал, что было или не было в его судьбе, а, может, просто размечтался, поэтому не сразу заметил и осознал, что больше не один.

Женщина смотрела на него вопросительно. Феликс едва узнал ее, но, сказалась выучка, повинуясь инстинкту, вскочил, предложил даме стул, помог сесть.

— Кто вы, незнакомка? — нисколько не покривив душой, спросил он, устроившись напротив. — Я вас знаю?

Женщина усмехнулась. Перекинув ногу на ногу, она спокойно смотрела на явно сбитого с толку мужчину. Это было забавно, он такой большой, уверенный в себе, и вдруг засуетился. Но было, черт возьми, от чего. Да, Феликс смотрел на нее изумленно и, как говорится, узнавал и не узнавал. Еще бы, ведь на каждую деталь ее облика имелось свое возражение. Взять хотя бы гордую посадку головы, и эту длинную шею, как у египетской царицы, той самой, да. Откуда это? Лицо, кажется, то же, да, но почему тогда глаза такие темные и смотрят так уверенно и властно? Прическа узнаваема, вроде бы, но откуда этот локон у виска? Завлекалочка, а? Ведь он не случаен. И, кстати, почему волосы теперь цвета воронова крыла? А руки? Эти цепкие пальцы с ярким маникюром? Нет, маникюр, конечно, можно сделать за полчаса, но это все равно другие руки и другие пальцы. Хороши также грудь и улыбка.

— Нина Федоровна, я вас не узнаю, — выразился, наконец, Нетрой со всей куртуазной определенностью.

— Начнем с того, что я не Нина Федоровна, — прояснила статус кво женщина. Голос ее также звучал иначе, более глухо и завораживающе. Сексуально.

— Ах, да, вы, значит, Эвелина Висбальдовна! — сообразил Феликс. — Как интересно.

— Не знаю еще, интересно ли. Не уверена. Хочу, чтобы вы сразу поняли, я не Нина, я ваших книг не читала, мне, условно говоря, на них плевать. Меня по жизни интересуют другие вещи.

Нетрой несколько ошеломленно смотрел на Эвелину Висбальдовну, не в силах объяснить этой трансформации.

— Зачем же вы пришли? — спросил он.

— Потому что мое время, — отрезала директриса. — К тому же, не каждый день в наш город приезжает известный писатель.

— Нет ли здесь противоречия с тем, как вы выразились про книги этого писателя?

— Никакого. Книги книгами, но… Скажу так, человек, написавший столько книг, пользующихся популярностью, не может быть не интересен. Меня привлекает именно интересный человек. Надеюсь, я не разочаруюсь. И давайте уже начнем. Ведь мы за этим здесь, я правильно понимаю? Начать и кончить.

— Вне всяких сомнений, Эвелина Висбальдовна. Но что Нина Федоровна? Хотелось бы, все же, узнать, что с ней?

— С ней все в порядке, не волнуйтесь.

Глядя в упор, она чуть качнула головой, и тут он узнал этот взгляд, этот голос, и, собственно, эти слова. Они никогда не менялись, кто бы их ни воспроизводил, каким голосом бы не произносил.

— Стерва, — сказал он ласково, с улыбкой, похожей на оскал. — Стерва.

— Ну, наконец-то! — хохотнула Эвелина, запрокинув голову. — Признал! И махнула рукой, подзывая пробегавшего мимо официанта. — Человек!

— Что будем пить? — поинтересовался Феликс, когда они заказали еду.

— Ты пей, что хочешь, а мне чего-нибудь сладенького. Я же девочка, как-никак.

— Как-никак, — согласился кавалер. — Тогда что, десертное вино?

— Нет! Никакого вина. А вот у них есть сладенький виски, Jim Beam Red Stag, очень он мне по нраву пришелся. Прямо на душу ложится, как лоскут шелка. Предпочитаю его.

— Хм… Надо же, какие тут у вас деликатесы встречаются.

— И не только такие. К сожалению, не могу от них добиться, чтобы лед подавали к вискарю. Зимой еще как-то получается, зимой со льдом проще, а летом — хоть тресни!

— Ну, летом! Летом и в Москве льда не найти. И в Сальви!

— Ладно, мы не в Москве, и не в Сальви-Крусе. Мы здесь и сейчас, и наслаждаемся жизнью.

— Выпьем!

— За знакомство!

— И за проникновение в суть.

— Гм, так сразу за проникновение?

— В суть!

— Это что, такой писательский тост?

— Именно.

— Ладно, не возражаю. В суть так в суть.

Они выпили.

— Ух, ты! Отличная вещь, слушай! — похвалил Нетрой виски. — На что уж я не люблю сладкого пойла, а это просто-таки годное. Не столько сладкое…

— Я же тебе говорю! Эвелина Висбальдовна плохого не посоветует.

— Слушай, хочу тебя спросить… Мне просто интересно. Ты всегда так легко сходишься с мужиками? Ну, в смысле, мы ведь с тобой совершенно не знакомы.

— Нет, не всегда. Но сегодня случай особый.

— Чем же он особый? Ведь, как говорится, мужики есть мужики… Им, то есть, нам на сантименты чаще всего наплевать. Нам одного подавай.