Обитель теней - [2]

— Король Генрих не должен узнать правды, — пробормотал Осберт, стуча зубами более от страха, чем от холода.

— Но как скрыть? — причитал Ричард, которому по старости лет клацать было нечем.

— Молчание, братья, — строго остановил их Питер. — В сущности, молчание — единственное, что нам остается.

Четверо основателей сидели у очага в келье настоятеля, между тем как прочая братия осталась в церкви молиться об отпущении, пока не настанет время вечерней трапезы. Умберт — толстый, еще не старый мужчина, в отличие от остальных не выбривал тонзуру, так как был совершенно лыс.

— Граф Юстас прибудет после Крещения, чтобы заверить дарственную, — простонал он. — Что мы ему скажем?

Последовало молчание. Все заново обдумывали случившееся. Дело не шло у них из ума уже три дня, с тех пор как разразилась катастрофа. Не так давно Мэри, жена Юстаса, графа Болонского и сестра королевы Мод пожертвовала монастырю поместье Кингвестон с бенефициями. Юстас на днях объявил о намерении посетить их лично для заверения дарственной. Полгода назад его жена прислала к ним своего молодого капеллана, брата Франциска, якобы в знак благожелательности, хотя настоятель Петер подозревал, что дарительница желала убедиться, благоразумно ли расходуется на новое строительство ее даяние.

— Графу скажем то же, что и всем, включая короля, — проворчал настоятель. — Что оба сбежали, а куда — нам не известно.

— Этим никого не удовлетворишь, тем более короля Генриха, — проскулил Осберт. — Девица была вручена нашему попечительству.

Да, это еще более осложняло дело… Через месяц после прибытия брата Франциска король прислал к ним свою очередную воспитанницу, леди Алису, осиротевшую дочь Дрого де Певереля, чтобы та жила в монастыре, пока ей не подберут подходящего супруга. Отец ее погиб в бою в Нормандии, а мать умерла еще раньше, и земли отошли короне, а дочь попала под покровительство короля. Восемнадцатилетняя леди Алиса показала себя своевольной и независимой девицей, и королева Мод, каковой не привыкать было заниматься королевскими воспитанницами и отвергнутыми любовницами, решила, что для нее будет самым подходящим местом отдаленное от мира в славящееся суровой дисциплиной Бермондси. Здесь и предстояло содержать девицу, пока не подвернется случай использовать ее в политических или финансовых играх.

Увы, случилось неизбежное. Не прошло и месяца, как соблазнительные уловки леди Алисы пересилили обеты незрелого юного капеллана, и вскоре она обнаружила, что носит дитя. Хуже того, виновный священник при этом открытии обезумел от раскаяния и совершил жестокое насилие.

Когда несколько дней назад малочисленную братию поразили ужасные последствия этой тайной связи, властный нрав Питера, воспитанного в строгом уставе клюнийцев, сурово толковавших заветы святого Бенедикта, возобладал над его здравым смыслом. Вместо того чтобы признать свою оплошность и предоставить решение королю и графу Юстасу, настоятель взялся сам решить дело. Отчасти из упрямого желания самолично править всем в своем монастыре, но еще более — из страха утратить покровителей, обогащавших Бермондси, Питер решил поступить так, как, по его мнению, требовали Господь и папа, и обрушил на заблудшего капеллана страшную кару.

Теперь последствия этого решения легли на их плечи, и ничего не оставалось, как склонить головы в надежде вынести бурю, которая неизбежно должна была вскоре разразиться над ними.

Акт первый

Февраль 1196 года

— Дальше никак, сэр Джон! — крикнул со своего места у рулевого весла шкипер. — Ни ветерка, и туман густеет.

Джон де Вулф, напрягая зрение, едва разглядел низкий берег в нескольких сотнях ярдов по левому борту рыбацкого суденышка «Святая Радегунда», да и то лишь в разрывах серовато-желтого тумана, накатывавшего от устья Темзы.

— Ради бога, где мы, Уильям? — прокричал он кривоногому моряку, командовавшему лодкой с высокой кормы.

— Только прошли Вулвич, кронер.[2] И дальше мне без ветра против течения не пройти. Если не бросить якорь, отлив снесет нас обратно!

Двое спутников Джона выслушали это известие со смешанными чувствами. Томас де Пейн, маленький священник при коронере, бормотал благодарение Всемогущему за штиль, пришедший вместе с туманом, потому что сегодня его первый раз за четырехдневное плавание из Девона не выворачивало наизнанку.

Однако констебль коронера, Гвин из Полруана, досадовал на задержку, тем более что от Доулиша — маленького порта у Эксетера — они добрались на удивление быстро. Порывистый западный ветер в рекордный срок пронес судно вдоль южного побережья, а потом очень удачно сменился на северо-восточный, когда они обогнули оконечность Кента, и протолкнул их вверх по реке до самого Гринвича. И только тут ветер изменил им и исчез, и накатился туман. С приливом они продвинулись еще на несколько миль, но теперь и прилив их покинул.

Гвин — настоящий рыжеволосый великан с длинными усами того же оттенка, что и волосы, поднял взгляд на единственный парус, мокрой тряпкой обвисший на нок-рее.

— По реке нам в Бермондси не добраться, разве что вплавь всю дорогу, чтоб ее! — буркнул он.

Бывший рыбак из Полруана в Корнуолле, он претендовал на доскональное знание морского дела, и недовольно наблюдал, как один из четырех моряков, паренек лет четырнадцати, сваливает с носа якорь — каменюку весом в английский центнер, с просверленной дырой для каната.