Элеонора опустила взгляд, посмотрела на носки собственных кроссовок, на подол черной юбки. Она постаралась одеться как подобает, во все черное, но все же ехать в лес в платье показалось ей безумием. Утром, когда прощались на вокзале с детективкой, она даже специально спросила ее, можно ли быть на панихиде в брюках. Та уже стояла одной ногой на лесенке, ведущей в вагон, и посмотрела на Элеонору удивленно.
Из вагона высунулась ее соседка, помахала журналистке рукой. Элеонора ей улыбнулась. Из Петрозаводска детективка ехала прямо в Москву – они с соседкой решили не останавливаться в Питере.
– Ну, – сказала Элеонора, – я могу брюки надеть? Или юбку…
– Можно юбку, – сказала детективка. – Но это вообще не важно.
Элеонора кивнула. Детективка улыбнулась, махнула рукой.
– С Богом, – сказала. – И, пожалуйста, береги себя.
– Буду, – сказала Элеонора. Она в последний раз кивнула детективке и отошла от вагона к замершему поодаль фотографу. Нужно было ехать на панихиду, а перед этим заглянуть в детскую больницу номер два, в которую пару дней назад привезли из леса семерых детей. Элеонора сморгнула и вспомнила длинные строчки, виденные в одной толстой книге: ряды и ряды значков, перечеркнутых, полустертых. Маленькие кружки и треугольники, десятки, десятки, десятки.
