Обитель - [72]

Глава девятая

Двадцать пять лет руководила матушка Мария своим приютом. Сначала помогала Варваре, потом взяла в опеку сама двух девчонок. После уже получала детей через Варвару и из Обители – кто бы дал опеку слепой.

А слепой Мария себя не считала. Уже и не помнила, каково это было – глазами на мир смотреть. Жила она в мире звуков, запахов и шершавых пальцев. Знала, как касается каждый живущий в избе ребенок, как звучит его одежда, как дыхание пахнет. Знала и всю землю вокруг приюта – каждый камень и дерево, куст, склон и мшистую скалу. Умела водить машину и таскала на ней тяжести к избе с дороги, куда их скидывали братья или Варвара, иногда занимавшаяся доставками. Руки у Марии были сильные – любого из своих детей могла даже в старости в воздух поднять, встряхнуть. С кочергой и топором управлялась, потому что знала, что в своем доме должна все сама уметь. Детей каждый день до завтрака и потом, после еды и молитвы, гоняла в лес, но все это была школа, чтобы тоже умели сами дрова собирать, посуду мыть, чинить одежду, разжигать огонь, собирать грибы и ягоды. Жили на церковное продовольствие, на гуманитарную помощь – ее в приют привозили мешками, часто по два-три раза в месяц. Через благотворительные фонды, церковные сборы, центры помощи стекались деньги, распадавшиеся потом на одежду и крупу, на угли и дрова, на жидкость для розжига, на гвозди и инструменты, на бинты, пластыри и банки йода, упаковки аспирина и ибупрофена, пакеты с детскими книжками, на плюшевые игрушки, банки тушенки, краски и карандаши. Вся эта «помощь» сортировалась на церковных складах, распределялась по церквям, монастырям и приютам. Не одна Мария в области занималась детьми – были другие матушки, были и большие дворы, на которых жили часто целыми семьями самые бедные, бездомные люди. Через руки монахов, священников, матушек и прихожан разлеталась помощь к нищим и больным, к обиженным, обделенным, несчастным людям.

Мария всегда чувствовала себя частью этой сложной большой сети, знала, что должна оберегать каждого назначенного ей ребенка. Растить и учить, готовить к тяжелой жизни в мире. Ведь только ее трудами, ее стараниями существовало одно звено Божьего мира – и так было с каждым его звеном. Бог назначал людей, обременял, наказывал им беречь мир кругом.

За двадцать пять лет не меньше трех десятков детей прошли через ее приют, ночевали на ее полу, били поклоны у ее икон, бегали по снегу к озеру от ее избы, собирали чернику и малину в ее лесу. Потом ее дети, которых она воспитывала до двенадцати-тринадцати лет, одних с рождения, других с того возраста, в котором они попадали в церковь, разбредались по области – в монастыри, в другие приюты, в детские дома, в семьи прихожан, в попечительские коммуны. Одни вырастали и шли работать, другие навсегда оставались в монастырской земле. Мария их не запоминала, за взрослением их, как Варвара, не следила – ее забота была о тех, кто сейчас, сегодня в избе живет. Кого забрали, увезли или сама прогнала – тот с Богом и с другими людьми живет.

Мишка очень быстро листала книгу. В текст не вглядывалась, значение слов игнорировала – рассматривала форматирование, размер и длину строчек, количество знаков препинания, длину слов, частотные знаки и выделяющиеся буквы: «у», «в», «б». Страниц в митрополитской книге было не меньше восьмисот, и на многих из них были вклеены еще сложенные листы. И сейчас, когда церковники уже наверняка забегали, пытаясь понять, зачем кто-то выкрал книгу, нужно было как можно скорее составить карту распределения информации в ней.

Микко с Элей сидели на полу. Фотограф молча следил за Мишкой, а журналистка проверяла почту в его телефоне. Вера сидела в углу кровати, подальше от соседки, чтобы не мешать ей работать.

Книгу Мишка листала правой рукой – левой она быстро писала в раскрытом блокноте черным маркером. Она никогда не отличалась способностью держать информацию в голове, всегда старалась все записывать. Точнее, память у нее была очень хорошая, такая хорошая, что если бы Мишка запоминала все подряд, то ее голова бы быстро превратилась в захламленную библиотеку, в которой ничего нельзя было бы найти. Поэтому запоминала только самое важное – остальное сохраняла на бумаге или в телефоне.

Судя по всему, в этом она была похожа на карельского митрополита. Почти три страницы книги были посвящены паролям, среди которых Мишка видела и совсем простые: трех-, четырехзначные. По всей видимости, митрополит вообще никакой информации в голове не держал – служил своего рода просто коммутатором для всей церковной, да и, судя по всему, не только церковной, жизни области. Получал информацию с одних концов, записывал, переправлял в другие. Какие решения он принимал? Было неясно.

Мишка выводила в блокноте схему книги, которая получалась похожей на инструкцию к игрушечному набору юного электрика: блок с картами, блок паролей, блок с телефонами и описаниями людей. Мишка благодарила Бога за то, что митрополиту не приходило в голову шифровать свои записи – сокращений в тексте было много, часто попадались простые геометрические значки, но никаких кодов, кроме паролей, Мишка не заметила.