Обитель - [51]

– Вдвоем сходить? – спросил игумен. Ева кивнула снова. – Ну все, грейся давай, – сказал игумен. – Скоро вернусь.

И себе уже под нос пробормотал:

– Совсем довели ребенка.

Ева подобралась к самой печке, хотя очень ее боялась. Помнила такую же у отца. Села так, чтобы всю комнату видеть, чтобы за спиной стена с деревяшками, сбоку печка.

Комната была большая, гораздо больше избы. В одной стене маленькое окошко, закрытое деревянной крышкой. Там же угол с иконами. В другой – та дверь, за которой коридор и еще одна, куда-то ведущая. В третьей стене печка, а в четвертой, к которой Ева спиной прижалась, еще одна дверь с большим замком. Ева на эту дверь с особенной настороженностью поглядывала, потому что, если что-то на замок заперли, значит, это что-то страшное. Так про одних чертей Баба рассказывала. Которые людей жрали.

Вышла одна девушка замуж за доброго молодца. Красивого, богатого. Поселилась в его большом доме. А в доме была одна комната за большим замком. Жена все своего мужа спрашивала, что за замком, а он ей отвечал:

– Раз замок висит, значит, и знать не нужно.

Жена его снова спросит, а он ее бьет и говорит:

– Раз замок висит, значит, и знать не нужно.

Жена потом еще раз спрашивает, а он ее бьет сильнее и в третий раз объясняет:

– Раз замок висит, значит, и знать не нужно.

Жена все равно разузнать решила. Стала все ключи в доме перебирать – ни один не подошел. Стала тайные искать – сто ключей перебрала. Не нашла. Тогда пошла к матери, рассказала про мужа и тайную комнату с замком. Мать ей сказала, чтобы она, когда муж спит, в рот ему заглянула. Жена послушалась, напоила мужа, а когда муж уснул, рот его приоткрыла. Смотрит, а у него в глотке ключ золотой висит. Жена ключ у мужа из горла вынула, побежала замок открыть. Отперла замок, сняла его с двери, а сама боится, молитву повторяет. Открыла дверь, заглянула – комната как комната, обыкновенная, даже иконы в углу стоят. Жена по комнате пошла, все осмотрела, вернулась к двери, а та заперта. Дергает жена за ручку и слышит, как снаружи замок стучит. Стала она мужа звать.

Муж проснулся, побежал к двери, понял, что жена его не послушалась, за замок полезла. Хочет он ей сказать, что нужно ключ золотой переломить, чтобы дверь открылась, а голоса у него больше нет. Рот открывает, а ни звука.

Ночь наступила. Жена на пол села, заплакала. Тут от икон вдруг звук пошел странный, будто колокола наизнанку вывернутые звонят. Посмотрела она на угол, а там икон нет, там личины чертячьи. Глаза пучат, пасти открывают, шипят. Жена к двери бросилась, стала мужа звать, а муж слышит, но помочь не может. Черти уже с икон слезли, к жене пошли. Она пуще кричит, а муж слышит, но помочь не может. Схватили черти жену, стали на куски рвать. Она громче грома закричала, а муж слышит, но помочь не может. Так черти ее и сожрали, глупую.

Ева поежилась и вдруг чуть не вскрикнула. Что-то скрипнуло за запертой дверью. Потом внизу, в щели у пола, пальцы появились, и шепот раздался:

– Ева? Ева, это ты здесь?

Глава третья

В монастыре Мишка первым делом попросилась в туалет, причем сразу чуть ли не в слезы, чтобы обязательно отвели. В туалет ей и вправду хотелось, но важнее было осмотреться и решить, что делать. Рабочий вариант был такой: сразу тут сбежать, спрятаться – а в темноте это должно было быть не сложно – и потом искать девочку. Телефон остался в городе, и точного плана, как выбираться в город, у Мишки не было, но задачи нужно было решать по мере поступления.

К сожалению, с побегом не складывалось. До туалета ее довел монах, который был как две капли воды похож на мужиков в гараже и вел ее за руку, причем держал крепко. Из туалета было не сбежать – это был домик из крепких бревен, без окон, сложенный очень плотно. Мишка честно его весь облазила, но выбраться было решительно негде.

Сам туалет был отличный, с горячей водой в раковине, со сливом. Вообще все его внутреннее устройство плохо сочеталось с внешне неряшливым видом монастыря. Мишка к такому давно привыкла: большинство подобных мест в России были очень бедные, а получив любые деньги, сразу старались их потратить на большую покупку – то ли из страха, что деньги отнимут, то ли из чувства вины за стяжательство. Оправдывать дорогой туалет было гораздо проще, чем миллионы в банке.

Впрочем, даже если в туалете было бы окно, Мишка не была больше уверена, что побег – такая уж хорошая идея, по крайней мере без какой-то предварительной подготовки. На улице было очень и очень холодно, а одета она все еще была обительским ребенком в одну рубашку. В общем, пришлось выходить и идти с монахом обратно.

Снова в доме Мишка была уверена, что ее будут допрашивать, тем более что там вместе со старухой ее ждал статный бородатый священник, наверняка настоятель монастыря. И вот здесь Мишку ждал облом. Ее втолкнули в малюсенькую комнату без света, хлопнули дверью, щелкнули замком. Из комнаты тут же донеслись тихие голоса, но вот что они обсуждали, разобрать было невозможно. Мишка прижалась ухом к щели у пола, уловила только два слова: «Двоица» и «Адриан». Потом уже громче и дальше из дома кто-то сказал: «А с девочкой-то что?» Другой голос ответил: «Пущай здесь побудет пока, потом к Марии отвезем».