Обитель подводных мореходов - [29]

Дед что-то сердито кричал ему вдогонку, но Егор упрямо не хотел ничего слышать. Вскоре вековые деревья подступили к нему и он оказался в густом лесном сумраке. Просека просматривалась немного левее. А вблизи огромные, в два обхвата стволы уходили ввысь, будто мачты парусных фрегатов, меж ними пушился белыми шапками хвойный подлесок. Снег жумкал под ботинками озорно и весело. Колея уводила его всё дальше и дальше, в самую чащобу неведомого, сказочного мира. Он не удивился бы, завидев где-то схоронившегося в кустах лешего и уж, верно, не оробел бы, случайно наткнувшись на избушку самой бабы-яги. Это была та самая древняя земля его предков, с которой он, Егор Непрядов, наконец-то встретился.

- На погонах якоря, жарким пламенем горят!.. - во все горло запел Непрядов, и лес тотчас откликнулся из самой глубины своей вечной души. Казалось, в согласное движение пришли каждое дерево, каждая высохшая былинка, завязнувшая в снегу. Лесная тишина полнилась громким весёлым Егоровым голосом без конца и края, будто в это мгновенье исчезло само понятие предела человеческой возможности. Егор пел - и лес вторил ему, он шёл - и деревья двигались вместе с ним.

А сумрак делался всё более густым, пугающим. Колея стала еле заметной. Верховой ветер, качая кроны деревьев, набирал силу. Вскоре накатанная твердь уже не ощущалась под ногами. Но Егор упрямо шёл наугад, нисколько не сомневаясь в правильности выбранного направления.

"А ведь прошло уже наверняка больше часа, - промелькнула догадка, - и пора бы лесу кончиться".

В душе исподволь шевельнулась тревога. Егор побрёл медленнее, стараясь нащупать дорогу. Думалось, она где-то под ногами. А снег становился все непролазнее, глубже. Наконец, он уткнулся в сплошную чащобу и невольно остановился.

"Неужели заблудился? - промелькнуло в голове. - Этого ещё не хватало... Но деревня же где-то рядом. И потом лес... ведь он родной".

Холод начал донимать, ноги в легких ботиночках онемели. Егор замер, прислушиваясь... Гудел лес, натужно поскрипывали деревья. И вдруг до его слуха дошли отчетливые удары колокола. Егор этому сначала не поверил: возможно ли такое здесь, в дремучем лесу?.. Но густой, тревожный набат звал его, торопил.

И Непрядов, уже нисколько не сомневаясь, взял немного левее и начал продираться через вязкий кустарник. Временами он останавливался, сверяя по звуку своё движение, и устремлялся дальше.

Наконец деревья расступились и Егор выбрался на лесную опушку. Метель гуляла из конца в край. Колкий летучий снег будто соединил землю с небом. Седые космы, неистово закручиваясь, неслись в бездну пространства с каким-то жутким, леденящим душу воем.

Колокол гудел где-то уже совсем рядом. Утопая по колено в сугробах, Егор напористо, из последних сил рванулся на эти звуки, и вскоре в снежной мгле перед ним замаячили тусклые огоньки человеческого жилья. Взобравшись на какой-то крутой холм, он почти наткнулся на высокого человека в овчинном полушубке, который, широко расставив ноги, стоял у звонницы и неутомимо потягивал за верёвку, вызывая оглушительные медные звуки. Это был его дед.

Они какое-то время удивлённо глядели друг на друга, точно не веря собственным глазам, потом крепко обнялись.

- Слава те, Господи, - растроганно пробасил старик, не выпуская внука из своих больших рук. - И в другой раз нашёлся. А ведь мог бы сгинуть в лесу, неслух... Напугал досмерти! Фёдор чемодан твой принёс, на дворе вьюга - хоть глаз выколи, а тебя всё нет и нет...

- Да что здесь особенного, - еле шевеля непослушными губами, храбрился Егор. - Слегка прогулялся, с лешим поболтал, к бабе-яге на чаёк заглянул привет тебе передавала.

Причитая и охая, дед увлёк его в сторону светившихся окон. То был добротный каменный дом с высоким крыльцом. Прежде чем войти в сенцы, дед заставил внука потереть снегом лицо и руки.

Егор исполнил, что ему велели, и затем, поднявшись по ступенькам, шагнул через порог.

Вслед за дедом он миновал просторные тёмные сенцы, пахнувшие мукой и какими-то сухими пряными травами. В углу хриплым лаем занялась собака, почуяв чужака. В отгороженной коморе закудахтали потревоженные куры.

Заскрипев, широко распахнулась дверь, яркий свет выплеснул из дверного проёма. Егор на всякий случай поднырнул головой под притолоку, показавшуюся не слишком высокой, и оказался в просторной, выклеенной голубоватыми обоями комнате, добрую треть которой занимала огромная выбеленная печь. Под окнами широкая, во всю стену лавка. К ней придвинут покрытый белой скатертью длинный стол. В углу деревянная кровать с пирамидой пуховых подушек, рядом громоздкий буфет с посудой.

Непослушными руками Егор стянул с себя шинель, разулся.

- Как ноженьки? - забеспокоился дед.

- Заныли, - пожаловался Егор, страдальчески морщась и ковыляя босиком к лавке.

- Это хорошо, отходят с морозу. Я тебе их гусиным жиром натру полегчает.

Отдышавшись, Егор с удовольствием натянул большие, мягкие валенки, которые ему подал дед. Ломота в суставах долго не унималась. Разминаясь, он прошёлся по чисто вымытым, скрипящим половицам, осторожно потрогал ладонями жарко натопленную печь, глянул в оконце, за которым всё так же ярилась метель и выл ветер.