Обитель мрака - [5]

— Я наперед знаю, о чем она будет кудахтать, — прорычал ван Рийн. — О Гризмале. Это не для нашего развеселого сборища.

— Пожалуй, тебе не следует упускать ни одной возможности пообщаться с ней, не правда ли, Гунунг-Туан? — сказала Койя. — Давай же. А мы с Дэви пока полюбуемся видом.

Она не предложила ему поговорить по телефону из другой комнаты. Подразумевалось, что ван Рийн мог доверять им, как самому себе. По мере того как понижалась степень взаимного доверия в общественных образованиях, таких, как Галактическое Содружество или Торгово-техническая Лига, лояльность становилась все более и более личной.

Ван Рийн испустил вздох, похожий на дуновение небольшого тайфуна, и устроился в кресле. Брюхо его величаво разлеглось на коленях.

— Я недолго, — пообещал он. — Будет спорить, тотчас окорочу. У меня от этой Леннарт несварение желудка, ja, там сок закипает. Но мы должны держать круговую оборону, спина к спине, и неважно, что у этой дамочки она костлявая… Соединяйте, — велел ван Рийн своему старшему секретарю.

Фолкейн и Койя со стаканами в руках вновь подошли к прозрачной стене и устремили взоры на город. Но вскоре отвели глаза и посмотрели друг на друга, ибо каждый считал другого куда более прекрасным зрелищем, чем тот мир, который раскинулся вокруг них там, внизу.

Возможно, он любил ее меньше, чем она его, поскольку был восемнадцатью годами старше и, вдоволь поскитавшись, познал немало женщин с самых разных планет. Но Дэвид нутром чуял, что после всех своих долгих странствий наконец обрел ту тихую гавань, которую всегда искал, сам того не сознавая. Койя Коньон, с гордостью следовавшая обычаю своего поколения и носившая теперь имя Койя Фолкейн, была высокой и изящной женщиной. Сейчас на ней был свободный алый костюм. Прямые темные волосы ниспадали на плечи, обрамляя овальное лицо с большими зелеными глазами, в которых играли золотые искорки, с широким пухлым ртом и маленьким твердым подбородком; носик у нее был такой же вздернутый, как у Дэвида, а кожа напоминала позолоченную солнцем слоновую кость.

Койя все никак не могла наглядеться на него. Дэвид тоже был высок, серый костюм не мог скрыть его атлетического сложения. Лицо было скуластое, узкое, с синими глазами, а волосы — белокурые, с соломенным оттенком, присущим представителям аристократических семейств Гермеса. Осанка у него была прямая, что тоже свойственно этому сословию, но вот губы казались унаследованными от кого-то еще, поскольку были слишком улыбчивыми. Пока Дэвид не нуждался в медитехнической помощи: он и так выглядел моложе своего возраста. А был ему сорок один год.

Дэвид и Койя чокнулись пивными кружками и улыбнулись друг другу, но вопль ван Рийна заставил их невольно переключить внимание на него.

— Что вы сказали?! — взревел торговец. Его черные кудри, какие были в моде лет тридцать назад, разметались по мясистым плечам. В голове Фолкейна пронеслось воспоминание о том, как совсем недавно одна конкурирующая фирма разработала целую шпионскую операцию, чтобы выяснить, завивается старик или нет. Ответ на этот вопрос помог бы ей рассчитать, как скоро начнет ослабевать его хищная деловая хватка. Но попытка шпионажа провалилась.

— Не надо шутить, Леннарт! — гремел ван Рийн. — Это вам не к лицу. Даже в шутовском наряде, с красным помпоном на носу и намалеванной ухмылкой, вы все равно будете выглядеть так, словно собираетесь цитировать какого-нибудь жалкого еврейского пророка, поющего за упокой. Давайте серьезно обсудим, как нам устроить все таким образом, чтобы положить конец этой заразе!

Взгляд Ханни Леннарт буравил его с расстояния в несколько тысяч километров. Она была тощей блондинкой болезненного вида, в нелепой тунике, расшитой золотом.

— Это вы занимаетесь шутовством, мастер ван Рийн, — ответила Ханни. — Я вам понятным языком говорю: «Домашние Компании» не пойдут против законопроекта Гарвера. И позвольте мне, ради вашего же блага, внести предложение. При нынешнем настрое общественного мнения вам будут давать дурные советы натравить на этот законопроект как ваших явных лоббистов, так и тайных мастеров подкупа. Они непременно дотерпят неудачу, и единственным вашим завоеванием станет всеобщая неприязнь.

— Но… Hel en verdoemenis![3] Разве вы не видите, чем это чревато? Если профсоюзы получат такой рупор в руководстве, это будет куда хуже, чем верблюжий нос в нашей палатке. Нет, черт возьми, это будет зловонное верблюжье дыхание и заляпанные песком копыта, а вскоре он втиснется в палатку целиком, и можете представить себе, что будет тогда.

— Ваши страхи преувеличены, — ответила Леннарт. — Как всегда.

— Никогда. Все, о чем я предупреждал, сбывается год за годом: хлоп, хлоп, хлоп. Слушайте. Профсоюз, как и любая компания, представляет собой организацию, предназначенную для извлечения прибылей. И неважно, как он будет сотрясать воздух, крича о рабской доле трудяг. Ладно, пока профсоюзы честны и жадны, вреда от этого нет. Но сегодня они превратились в политические организации, связанные с правительством, будто какие-нибудь головоногие сиамские близнецы. Дать им заправлять этими фондами — значит позволить правительству влезть в ваши дела.