Обитатели потешного кладбища - [7]
И рассказывает о золоте какого-то дантиста.
– Разыгралась целая драма. Всех пересажали. И виновных, и невиновных. Как знать, может, вообще никто виноват не был. Ну, умер. Старый был. Ну, пропало золото. Может, и не было. Мало ли, что закупал. Да подумаешь! Какая разница? Но полиция начала копать под каждого. Как же, золото! Если было золото, значит, убили. И в итоге посадили всех, кто хоть сколько-то знал этого дантиста. Даже случайных пациентов из его записной книжечки привлекли. Под любого копни хорошенько – что-нибудь найдешь обязательно. Вот что иной раз творят с живыми мертвецы. Вот такая полиция во Франции.
Ах ты, старый черт!
На следующий день редактор звонит мне домой:
– Ну что, накаркали.
– Это вы о чем?
– Включайте радио. На улицах беспорядки. Как вы и предупреждали.
Я подавил легкий укол тщеславия – вот, мол, утер я нос старому пердуну, говорил же: «рванет», – овладел собой и спокойно ответил:
– Ну что вы, Роза Аркадьевна? Я-то тут при чем?
Она отметила, что чутье меня не подвело, в Нантере я справился, и она хочет, чтобы я снова мешался со студентами, был в эпицентре событий, дала несколько имен.
– Отправляйтесь в Латинский квартал. Поговорите с ними, они вас сведут с лидерами студенческого движения. Берите интервью и приносите материал!
Деваться некуда, дело свое я сделаю, только всё это – шелуха, мелочи жизни, пена дней. Ох, что в душе моей теперь, какая там стоит тишь и кристальная ясность! За эту неделю во мне многое изменилось. С какими волшебными людьми я сошелся! И превыше всего, я влюблен. Впервые! По-настоящему! Чувствую себя счастливым глупцом. Встречи, прогулки, стихи… По ночам я судорожно веду мои записи, не хочется ничего упустить, тут каждое мгновение насыщено незнакомыми запахами, таинственными звуками и совершенно необыкновенным светом, будто он проходит сквозь какой-то невидимый витраж, распадается на лучи, просеивается сквозь мозаику. Иногда меня посещает сомнение: все забуду… что-нибудь упущу… Отсюда моя одержимость – записать!
Мы вышли из киноклуба и пошли в Люксембургский сад. В аллеях было тихо и пусто, только ветер раскачивал ветви, в отдалении журчал фонтан. Выпили по бокалу вина в литературном кафе, опять платила Мари, опять смущение – нас придирчиво изучали снобы, на ножки Мари таращился косоглазый господин в коротких брючках, выпучивал нижнюю губу, поправлял очки и снова пялился… его шнурки были перевязаны узелками, на грязном ботинке красовалось жирное пятно птичьего помета… Мы ушли. Молодая листва бросала живые тени на мраморные фигуры, солнце садилось. Мы двигались в направлении бульвара Сен-Мишель, прошли мимо статуи худенького мальчика с маской Гюго; я говорил о дуэли с полицейским, Мари смеялась и вдруг увидела мсье Моргенштерна. Тогда-то все и сдвинулось. Я еще не понимал, что происходит, я не знал, кем был этот старик и почему она к нему побежала, почему так изменилась в лице… У него на затылке была большая рана, похожая на красный кленовый лист, я хотел его снять, не догадываясь, что это была запекшаяся кровь и слипшиеся волосы; несколько секунд я верил, что трогаю осенний кленовый лист. Мсье Моргентшерн застонал. Я уставился на мою руку. От вида крови Мари стало нехорошо. Я испугался, что она упадет в обморок. Где-то неподалеку заиграл оркестр. Она дала мне платок, сказала приложить его к ране и убежала ловить такси. Я осторожно держал голову старика, заглядывая в его серо-голубые глаза; я видел в них туман, реку, стальное холодное небо… Меня пробрала дрожь от его улыбки. Он что-то сказал. Я не понял и отвел глаза. Марш приближался. Деревья, прутья решетки, красные мундиры, блеск инструментов, прутья решетки, деревья…
Мсье Моргенштерн вдруг негромко пропел:
Таксист въехал на тротуар к самим воротам, но когда увидел меня в обнимку с вялым стариком, хотел сдать назад. Мари подбежала к его окошечку и впилась в его руку, он ей кричал, чтоб мы вызывали «скорую».
– Laissez-moi, mademoiselle![5]
Она не отпускала его.
– Aidez-nous, je vous en prie![6]
Ох, дерьмо! Толстяк выскочил и помог мне, но был недоволен: здесь нельзя задерживаться, меня оштрафуют! Оркестр развернулся и пошел на нас. Я вдруг понял, что они играют ту же мелодию, что пропел старик. Пока ехали в больницу, Пантеон рос в моем воображении, разрастался; мсье Моргенштерн бредил, впадал в странное состояние, говорил на трех языках вперемешку, как казалось, с разными людьми, но все время обращался ко мне: принимая меня за кого-то, он говорил о том, что произошло элементарное недоразумение, вы понимаете, мой друг, меня с кем-то перепутали… quiproquo[7], приняли за богача… он беззвучно смеялся, стонал, его глаза уплывали в облако обморока… Мари пришла в ужас: на вас напали, Альфред!.. Мсье пострадавший, выглянув на нас из обморока, усмехался, но очень вяло: напали?.. ну, так, чуть-чуть… страдальческая улыбка… забрали кошелек… Вас ограбили, возмутилась Мари… пустяки, у меня ничего не было, медальон… ах, la roupie de sansonnet[8]… И снова туман затянул глаза; старик бессвязно бормотал, задавал мне вопросы, на которые я не мог ответить; кажется, и не подразумевалось, чтобы кто-то отвечал на те вопросы, их мог бы запросто задавать Сфинкс, настолько бессмысленны они были… Мари оборачивалась с переднего сиденья, я в растерянности смотрел на нее, она отвечала пугливой улыбкой, протянула руку, я ее отчаянно поцеловал. Были и другие прикосновения, непонятные, таинственные, будто подстроенные, например: когда мы вместе помогали мсье Моргенштерну втиснуться в авто, моя рука оказалась плотно сжатой между ребрами старика (а худющий!) и ее грудью. Затем мы столкнулись, но не лбами, я ткнулся ей лицом в шею, и она засмеялась, отметив, что я колючий. Уже внутри она мне передавала салфетку и угодила пальцем в глаз – «Ой, прости, дорогой!» – это прозвучало так, будто все происходит в каком-то будущем, когда мы женаты не один год. И еще несколько мимолетных касаний, незабываемых заплаток на моей израненной чувственности. В общем, из такси я вылезал совершенно распухшим от человеческой близости. Вечером на куртке нашел два больших пятна крови, но не позволил себе расстроиться. «Вот как хорошо! Как после убийства», – и рассмеялся, дурацкая привычка одинокого человека.
Эксцентричный – причудливый – странный. «Бизар» (англ). Новый роман Андрея Иванова – строчка лонг-листа «НацБеста» еще до выхода «в свет».Абсолютно русский роман совсем с иной (не русской) географией. «Бизар» – современный вариант горьковского «На дне», только с другой глубиной погружения. Погружения в реальность Европы, которой как бы нет. Герои романа – маргиналы и юродивые, совсем не святые поселенцы европейского лагеря для нелегалов. Люди, которых нет, ни с одной, ни с другой стороны границы. Заграничье для них везде.
Сборник «Копенгага» — это галерея портретов. Русский художник, который никак не может приступить к работе над своими картинами; музыкант-гомосексуалист играет в барах и пьет до невменяемости; старый священник, одержимый религиозным проектом; беженцы, хиппи, маргиналы… Каждый из них заперт в комнате своего отдельного одиночества. Невероятные проделки героев новелл можно сравнить с шалостями детей, которых бросили, толком не объяснив зачем дана жизнь; и чем абсурдней их поступки, тем явственней опустошительное отчаяние, которое толкает их на это.Как и роман «Путешествие Ханумана на Лолланд», сборник написан в жанре псевдоавтобиографии и связан с романом не только сквозными персонажами — Хануман, Непалино, Михаил Потапов, но и мотивом нелегального проживания, который в романе «Зола» обретает поэтико-метафизическое значение.«…вселенная создается ежесекундно, рождается здесь и сейчас, и никогда не умирает; бесконечность воссоздает себя волевым усилием, обращая мгновение бытия в вечность.
Герои плутовского романа Андрея Иванова, индус Хануман и русский эстонец Юдж, живут нелегально в Дании и мечтают поехать на Лолланд – датскую Ибицу, где свобода, девочки и трава. А пока ютятся в лагере для беженцев, втридорога продают продукты, найденные на помойке, взламывают телефонные коды и изображают русских мафиози… Но ловко обманывая других, они сами постоянно попадают впросак, и ясно, что путешествие на Лолланд никогда не закончится.Роман вошел в шортлист премии «РУССКИЙ БУКЕР».
Харбинские мотыльки — это 20 лет жизни художника Бориса Реброва, который вместе с армией Юденича семнадцатилетним юношей покидает Россию. По пути в Ревель он теряет семью, пытается найти себя в чужой стране, работает в фотоателье, ведет дневник, пишет картины и незаметно оказывается вовлеченным в деятельность русской фашистской партии.
Синтез Джойса и Набокова по-русски – это роман Андрея Иванова «Аргонавт». Герои Иванова путешествуют по улицам Таллина, европейским рок-фестивалям и страницам соцсетей сложными прихотливыми путями, которые ведут то ли в никуда, то ли к свободе. По словам Андрея Иванова, его аргонавт – «это замкнутый в сферу человек, в котором отражается мир и его обитатели, витрувианский человек наших дней, если хотите, он никуда не плывет, он погружается и всплывает».
Андрей Иванов – русский прозаик, живущий в Таллине, лауреат премии «НОС», финалист премии «Русский Букер». Главная его тема – быт и бытие эмигрантов: как современных нелегалов, пытающихся закрепиться всеми правдами и неправдами в Скандинавии, так и вынужденных бежать от революции в 20–30-х годах в Эстонию («Харбинские мотыльки»).Новый роман «Исповедь лунатика», завершающий его «скандинавскую трилогию» («Путешествие Ханумана на Лолланд», «Бизар»), – метафизическая одиссея тел и душ, чье добровольное сошествие в ад затянулось, а найти путь обратно все сложнее.Главный герой – Евгений, Юджин – сумел вырваться из лабиринта датских лагерей для беженцев, прошел через несколько тюрем, сбежал из психиатрической клиники – и теперь пытается освободиться от навязчивых мороков прошлого…
Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.
Журналистка Эбба Линдквист переживает личностный кризис – она, специалист по семейным отношениям, образцовая жена и мать, поддается влечению к вновь возникшему в ее жизни кумиру юности, некогда популярному рок-музыканту. Ради него она бросает все, чего достигла за эти годы и что так яро отстаивала. Но отношения с человеком, чья жизненная позиция слишком сильно отличается от того, к чему она привыкла, не складываются гармонично. Доходит до того, что Эббе приходится посещать психотерапевта. И тут она получает заказ – написать статью об отношениях в длиною в жизнь.
Истории о том, как жизнь становится смертью и как после смерти все только начинается. Перерождение во всех его немыслимых формах. Черный юмор и бесконечная надежда.
Рассказ о том, как прогулка по морскому побережью превращается в жизненный путь.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
В новом романе Сергея Кузнецова, финалиста премии «Большая книга», более ста героев и десяти мест действия: викторианская Англия, Шанхай 1930-х, Париж 1968-го, Калифорния 1990-х, современная Россия… В этом калейдоскопе лиц и событий любая глава – только часть общего узора, но мастерское повествование связывает осколки жизни в одну захватывающую историю.
Владимир Шаров (1952–2018) – писатель, историк, автор романов «Репетиции», «Возвращение в Египет», «Старая девочка», «Будьте как дети», «Царство Агамемнона», «Воскрешение Лазаря», лауреат премий «Большая книга» и «Русский Букер». Во всех его романах – или, скорее, философских притчах – семейная хроника неразрывно соединена с историей страны, а библейские мотивы переплетаются с темой Революции. В настоящее издание вошли романы «След в след», «До и во время» и «Мне ли не пожалеть».
Эта книга Василия Аксёнова похожа на разговор с умершим по волшебному телефону: помехи не дают расслышать детали, но порой прорывается чистейший голос давно ушедшего автора, и ты от души улыбаешься его искрометным воспоминаниям о прошлом. Мы благодаря наследникам Василия Павловича собрали лекции писателя, которые он читал студентам в George Washington University (Вашингтон, округ Колумбия) в 1982 году. Героями лекций стали Белла Ахмадуллина, Георгий Владимов, Валентин Распутин, Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский, Борис Пастернак, Александр Солженицын, Владимир Войнович и многие-многие известные (и уже забытые) писатели XX века. Ну и, конечно, одним из главных героев этой книги стал сам Аксёнов. Неунывающий оптимист, авантюрист и человек, открытый миру во всех его проявлениях. Не стоит искать в этих заметках исторической и научной точности – это слепок живой речи писателя, его вдохновенный Table-talk – в лучших традициях русской и западной литературы.
Михаил Гиголашвили – автор романов “Толмач”, “Чёртово колесо” (шорт-лист и приз читательского голосования премии “Большая книга”), “Захват Московии” (шорт-лист премии “НОС”), “Тайный год” (“Русская премия”). В новом романе “Кока” узнаваемый молодой герой из “Чёртова колеса” продолжает свою психоделическую эпопею. Амстердам, Париж, Россия и – конечно же – Тбилиси. Везде – искусительная свобода… но от чего? Социальное и криминальное дно, нежнейшая ностальгия, непреодолимые соблазны и трагические случайности, острая сатира и евангельские мотивы соединяются в единое полотно, где Босх конкурирует с лирикой самой высокой пробы и сопровождает героя то в немецкий дурдом, то в российскую тюрьму.Содержит нецензурную брань!