Обитатели потешного кладбища - [184]

. Мы и входить не стали, он вручил мне свои записи, и мы отправились на Монмартр. Я запыхался взбираться – засиделся я в Оксфорде, слаб стал сердцем. Он был легок и напряжен, его шаг был пружинист, он оглядывался, щурился, его горло пересыхало, порывистые жесты выдавали, что он сильно взволнован. Когда мы взобрались, я увидел, что он весь в поту, но это был пот не от физической усталости, не из-за всех ступеней, что мы преодолели, а он был как в умственной лихорадке. Он был как влюбленный. Читал мне свои стихи. Брался устраивать встречи, хотел быть в чем-то полезным. Я заметил, что люди, к которым он меня подводил, с сомнением протягивали мне руку и с подозрением поглядывали на него. Я подумал: уж не дурная ли у него здесь репутация? Поспрашивал о нем – никто ничего толком не сказал, промямлили что-то жалостливое, мол, жаль его, а отчего жаль, не объяснили. Порой он вел себя так, как я сам частенько веду себя с важными персонами, и эта зеркальная тождественность наша на меня наводит грусть, потому как, глядя на его нервную суету и старания угодить (благоговел передо мной, и если бы я, подобно г-ну Кармазинову, уронил ридикюльчик, он бросился бы его поднимать), узнаю себя и себя стыжусь». Так Алексей писал про Четвергова в своем дневнике, отмечая «влажное рукопожатие», «конский душок», «плохие редкие зубы и слипшиеся жиденькие волосики». Не успел Каблуков вернуться в Оксфорд, как приходит страстное послание от Четвергова, который «жаждет всецело служить делу, хотя сам не понимает, какому делу, видно, что человечек отдать душу хочет, и, кажется, все равно ему, в чьи руки отдать себя». Каблуков поддерживает Четвергова и высылает программу своего Ордена, который только-только получил в его уме оформление. Несмотря на то что Алексей устанавливал мосты между Западом и Востоком, устраивал лекции, на которые приглашал симпатизирующих Советскому Союзу европейских политиков и мыслителей, он годами вынашивал идею Ордена.

Орден Рыцарей России должен был стать достойной заменой таких радикальных организаций, как «Народный Союз Защиты Родины и Свободы», «Центр действия», «Борьба за Россию» и др., и цель Ордена Рыцарей России была та же, что и его предшественников: вести непримиримую и вполне конкретную борьбу с большевиками. В Орден мог попасть член любой партии при условии, что он поклянется вести по мере сил своих борьбу с большевиками, невзирая на некоторые разногласия с членами других партий, которые вступили в Орден. Четвергов зарекомендовал себя преданным и активным членом быстро развивающейся организации. К 1938 году организация насчитывала полторы тысячи человек, по большей части в нее вошли молодые, уставшие от нерешительности старых лидеров РОВСа члены НТС НП, некоторые бывшие активисты выше упомянутых центров и союзов, разочаровавшиеся фашисты и младороссы, мечтавшие прогреметь, как прославленные подрывники партийного клуба на Мойке в 1927 году, также – что несколько удивительно – большое количество членов Трудовой Крестьянской Партии. В своих мемуарах Аристарх Гдынев-Рохлов («Воспоминания старого рыцаря») и Ольга Феофанова («С высоко поднятой головой») вспоминают, что ритуал посвящения был весьма впечатляющим театрализованным действом: на лидерах Ордена были белые просторные плащи с красным крестом, какие носили тамплиеры. Посвящение проходило в заброшенной церкви под Парижем (уж не в той ли самой церкви? коли так, то можно допустить, что Четвергова убили из мести! – ну, это не нам разбираться, а французским детективам), инициация сопровождалась ударом настоящего (!) клинка по каждому плечу с возложением оного на чело, в то время как посвящаемый, держа правую длань на Библии, повторял вслед за своими Наставниками витиеватую клятву. Два или три года Петр Четвергов был почетным секретарем Ордена, возглавлял листок «Меч и Огнь», в 1937 году его назначили руководить парижским отделом Ордена, в тот и последующий год, как лидер организации, он много ездил по Европе, вербовал новых членов, устраивал ритуалы, читал лекции, занимался агитацией, а вскоре сообщил, что в СССР якобы появилась подпольная группа молодых антикоммунистов, которые именовали себя Борцами (группа собиралась в подвале борцовского клуба, где под шум спортивного зала они печатали свою подпольную «газету»). Четвергов убедил руководство в том, что Борцы готовы начать активную деятельность на территории России: сманивать к себе студентов, распространять запрещенную литературу, множить ячейки по всему телу страны. Четвергов считал, что для Ордена установить с Борцами связь и сотрудничество жизненно необходимо, поддержать это начинание, снабжать хорошо написанной и качественно напечатанной литературой очень важно. По воспоминаниям некоторых членов Ордена, его основным аргументом было то, что он мог раздобыть на все это средства («и обещание сдержал, денег было много, – пишет А. Гдынев-Рохлов, – говорил, что деньги ему давали англичане, но уж подозрительно много»). Орден отправил семь или восемь человек в СССР через Польшу и Прибалтику. Все они, за исключением одного, погибли, выживший сошел с ума. Его нашли в каком-то подвале на приграничном эстонском хуторе, он был не в своем уме совершенно. После разоблачения Петр Четвергов бежал и скрывался, его местонахождение оставалось неизвестным до сих пор, пока французские криминальные специалисты не опознали его в Бушенвьерской мумии.