Обитатели холмов - [147]

— Пусть поживет у меня.

— Нет.

— Но, папочка! Он такой славный!

— Кролик тебе за это спасибо не скажет. Если ты посадишь его в клетку, он умрет. Диких кроликов в неволе не держат. А если отпустишь, он нам тут все перепортит.

— Но он ранен. В него кошка вцепилась.

— Кошка делает, что ей положено. Нечего было отбирать у нее добычу.

— А я хочу показать его доктору.

— У доктора хватает забот и без диких кроликов. Брось его.

Люси заплакала. Люси всю жизнь прожила на ферме и знала, что раз отец что-то сказал, значит, так оно и есть. Но хладнокровно обречь кролика на гибель девочка не могла. Она и впрямь не знала, что с ним делать. И сейчас ей хотелось лишь показать его доктору. Доктор считает ее настоящей фермерской девочкой, сельской девочкой. А когда она показывала ему свои находки — щеглиное яйцо, бабочку в банке из-под варенья и древесный гриб, который был точь-в-точь как корка от апельсина, — он отнесся к ее трофеям совершенно серьезно и разговаривал с ней как со взрослой. Теперь же Люси — как взрослая! — хочет спросить его совета, что делать с раненым кроликом. А может, за это время и отец передумает и разрешит его оставить.

— Я только хочу показать его доктору, папочка. Я не дам ему ничего попортить. Я просто поговорю с доктором, и все.

Отец Люси гордился тем, как его дочь умела поговорить с доктором, хоть никогда и не признался бы в этом. Она очень смышленый ребенок, и говорят, что, вполне возможно, Люси даже возьмут в грамматическую школу.[36] Раза два доктор назвал Люси очень разумной девочкой. Чтоб ему пусто было, этому кролику. Пусть сажает его в клетку, вреда не будет.

— Чем болтаться тут да трещать, как сорока, сделала бы что-нибудь путное, — проворчал он. — Пойди, надень платье, а кролика посади в свою старую клетку. Где у тебя сидели твои лохматики.

Люси перестала плакать и поднялась по лестнице, не выпуская добычу из рук. Она посадила его в ящик комода, оделась и пошла в сарайчик. По дороге Люси прихватила из конуры соломы. Отец выглянул из амбара:

— Ты не видела Боба?

— Не-а, — ответила Люси. — А что?

— Перегрыз веревку. Веревка, конечно, старая, но вот не думал, что он сможет ее так разгрызть. Я сегодня еду в Ньюбери. Если Боб вернется без меня, привяжи сама его покрепче.

— Все будет в порядке, папочка, — сказала Люси. — А сейчас я иду завтракать с мамой.

— Вот хорошая девочка. Мама завтра уже поднимется.

Часов около десяти приехал доктор Адамс. Люси как раз застелила постель и убирала свою комнату — чуть позже, чем обычно; она услышала, как машина остановилась у вязов, и выбежала навстречу, недоумевая, почему это доктор не подъехал, как всегда, прямо к дому. Доктор Адаме стоял, заложив руки за спину, и смотрел на лужайку, а заметив Люси, окликнул ее как-то коротко, странно — не так, как она привыкла:

— Эй, Люси!

Девочка подбежала ближе. Доктор снял пенсне, положил в жилетный карман.

— Это ваша собака?

По лужайке к дому спешил усталый лабрадор, а на шее болталась оборванная веревка.

— Он оторвался, доктор. Мы очень о нем беспокоились.

Лабрадор обнюхал ботинки доктора Адамса.

— Похоже, он с кем-то подрался, — сказал доктор Адамс. — На носу глубокая царапина, нога прокушена.

— Как вы думаете, доктор, кто бы это мог быть?

— Ну, например, крупная крыса или, возможно, ласка. Наверное, Боб за кем-то погнался, а тот затеял драку.

— А я, доктор, нашла сегодня утром дикого кролика. Живого. Я отняла его у кошки. Он ранен. Вы не посмотрите на него?

— Хорошо, но сначала я осмотрю миссис Кейн («Не сказал „твою маму“», — подумала Люси). А потом, если будет время, поглядим и на твоего приятеля.

Минут двадцать спустя Люси изо всех сил крепко держала кролика, а доктор Адамс осторожно ощупывал его ногу.

— Что ж, насколько я понимаю, ничего особенного с ним не произошло, — наконец проговорил он. — Кости целы. Вот на задней ноге действительно странная рана, но она уже почти зажила, во всяком случае, насколько это возможно. А кошка оцарапала его вот тут — видишь? — но это ерунда. Он почти здоров.

— А как вы думаете, доктор, его нельзя оставить? В клетке, конечно.

— Ну нет, в клетке ему не выжить. Если он не сумеет сбежать, он погибнет. Я бы отпустил беднягу, если, конечно, ты не решила приготовить из него рагу.

Люси рассмеялась:

— Папа рассердится, если я его выпущу. Он всегда говорит — если пришел один кролик, завтра их здесь будет сто один.

— Тогда вот что я тебе скажу, — произнес доктор Адамс, достав из кармана часы на тонкой цепочке, и, вытянув руку, посмотрел на циферблат — у доктора была дальнозоркость. — Сейчас я должен ехать к одной пожилой леди в Коул-Хенли. Если хочешь, бери своего кролика и мы выпустим его на холме по дороге. А обратно вернешься к обеду.

Люси подпрыгнула:

— Побегу спрошу у мамы.

На перевале между двух холмов — Хейа-Уоррен и Уотершипским — доктор Адамс остановил машину.

— Это место ничем не хуже других, — сказал он. — И здесь он никому не помешает, ничего не испортит, так что не волнуйся.

Они отошли от дороги к восточному склону, и Люси отпустила кролика. Целых полминуты он одурело таращил глаза, а потом юркнул в траву.

— Видишь, нога у него действительно не в порядке, — сказал доктор Люси. — Но он прекрасно проживет с этим, сколько ему положено. «Я родился в кустах шиповника, Братец Лис».