Обида - [3]

Прошло почти два часа челночного движения, взошедшее солнце стало прогревать землю, и облачность стала приподниматься. Открылась гряда холмов, и самолет переместился ближе к ним. Под крылом проносились золотистые березовые колки на вершинах, черные заросли черемушника и боярки, темно-зеленые островки ельника. Деревьев не было только по крутым, оскалившимся рядами черных расшатанных гранитных зубьев северным склонам холмов, да у подножья. Там желтели островки невысокой травы; в июле это были богатые земляничники, а теперь - просто проплешины меж каменных бугров. Все это проносилось под ногами со скоростью семьдесят метров в секунду - где уж в таком мелькании разглядеть с малой высоты самолет или его останки. Но была надежда на наметанный авиационный глаз.

Теперь оставалась закрытой только самая высокая вершина. Экипаж опасался подходить к ней ниже безопасной высоты. Да уж, о какой безопасной шла речь: не по формулам, а только по здравому смыслу, учитывая напряженное внимание и слаженную работу всего экипажа, направлял командир отряда самолет, брал риск на себя. Время уходило, а с ним, возможно, утекала жизнь покалеченных людей там, на земле, в неизвестном пока еще месте.

Самолет все ходил галсами, простригая пространство по сторонам горы. Командир самолета напряженно вглядывался в приборы, выдерживая параметры. Его била нервная дрожь. Сейчас! Вот сейчас узнаем! Вот она - настоящая, жестокая жизнь! Или жестокая смерть.

И как только открылась вершина и покров облачности приподнялся над березами, все в один голос крикнули:

- Вот они!

Командир вел самолет вдоль крутого склона горы. Ему очень хотелось глянуть. Но невозможно было оторваться от приборов, от курса и высоты, задаваемых штурманом. Сердце гулко колотилось в груди, спина враз взмокла, ноги дрожали.

- Точно, за вершинку зацепили!

- Смотри, как просека в лесочке.

- А вон там катились вниз. Видишь - черная полоса?

- Вон, вон фюзеляж! Господи!

- Вижу людей! Все лежат...

- Вон, вон вроде шевелится! Или показалось...

- Быстро на связь со спасательной группой!

Спасательные группы с ночи были подготовлены в ближайших деревнях. Радист быстро передал спасателям координаты найденного самолета, а самолет прошел над деревней, откуда по дороге ползла колонна автомобилей; экипаж осмотрел путь, по которому спасателям предстояло добираться до места катастрофы, подсказал им особенности и ориентиры, развернулся к месту падения машины, чтобы по направлению полета спасатели засекли азимут.

Опять приближался склон горы, снова командир крепко держал штурвал, и ему смертельно любопытно и смертельно страшно было увидеть ЭТО. На одну только секунду он бросил взгляд на землю.

На проплешине под склоном валялось что-то, напоминающее автобус. Его корпус был черным, измятым и никоим образом не был похож на летательный аппарат. Над ним по склону виднелась глубокая рытвина, которая вначале показалась естественной складкой горы. Над рытвиной, на самой вершине, деревья были срублены, их обломки зацепились там и сям по ходу падения самолета.

Вокруг измятого фюзеляжа были разбросаны тела полураздетых и совсем голых людей. На телах виднелась кровь. Никакого стоящего человека пилот не увидел. Двигатель с закрученными штопором лопастями винта валялся неподалеку. Все остальное надо было искать на вершине.

Облачность быстро поднималась, в разрывах показалось солнце, самолет прошел еще раз над людьми, убедились, что никто не подает признаков жизни, и пилот поднял машину на уровень вершины. Проносясь над нею, он мог только на секунду взглянуть на прорубленную в гриве просеку: мелькнули ошметки хвоста, одно оторванное крыло и колесо шасси.

Картина катастрофы предстала как на ладони. Ан-2 на большой скорости столкнулся с березами на вершине горы, оставил там шасси, хвостовое оперение и крылья, а разодранный от удара фюзеляж скатился по крутому склону к подножию. При этом людей разбросала центробежная сила, а острые обрывки алюминиевой обшивки сорвали с них одежду. Мотор отделился в процессе кувыркания по склону.

В живых не осталось никого.

Командир отряда, старый, опытный пилот, все пытался понять, какая же причина заставила экипаж уклониться в сторону горы и нарушить безопасную высоту полета при плохой видимости. Видимой причины не было. Он понимал, что бывают факторы, которые невозможно предвидеть, но все ломал и ломал голову, подсознательно пытаясь отогнать тягостные мысли о том, что ему предстояло исполнить, когда он возвратится из полета.

* * *

Молодая женщина, задумавшись, сидела весь день у окна. Муж ушел на вылет расстроенным, и она чувствовала какую-то долю своей вины. Она понимала, что он там сейчас делает свое очень сложное и опасное мужское дело, она молилась за него, она выполнила ритуал и не позволила согрешить перед полетом. Это должно оберечь: помыслы человека будут чисты; ничто не должно отвлекать пилота от его работы. И вообще... тьфу три раза через левое плечо...