Обезьяна приходит за своим черепом - [135]

От резкого движения халат соскользнул с его плеча, и я увидел, что под мышкой он держит квадратный чёрный портфель величиной с книгу среднего формата. Это мне не понравилось больше всего.

— Не вставайте, я сяду рядом, — сказал прокурор. Как из-под земли бесшумно подкатили кресло, кожаное, докторское, из кабинета главного врача. — Ну а выглядите-то вы совершенным молодцом! — продолжал он, усаживаясь. А? Профессор?

Хирург, высокий старик с военной выправкой, похожий на бульдога, молодецки гаркнул что-то в жёлтые, прокуренные усы, но прокурор уже перестал его замечать.

— Температура? — спросил он меня.

Не успел я ответить, как профессор снял со спинки кровати дощечку с температурной кривой и подал прокурору. Тот посмотрел и омрачился.

— Всё-таки ещё тридцать семь и пять?.. И вот даже тридцать восемь? — спросил он капризно. — Что же это такое, доктор?

— Процесс ещё не закончился вполне, — ласково наклонился над ним хирург. — Вот эти две вершинки — та и эта — как раз и связаны с тем, что в эти дни отходили секвестры.

— Секвестры? Ах, секвестры! — обрадовался прокурор. Опять поймал халат двумя пальцами где-то на предплечье. — Вот у меня тоже весь сорок пятый год отходили секвестры. А на костылях вы ещё не ходите, коллега?

Ему опять что-то ответили, я не слышал, что. Я глядел на его спокойное, замкнутое и ласковое лицо, лицо жёсткого и отлично воспитанного человека, на небольшой кожаный портфельчик на коленях, в котором скрывалось для меня что-то очень неожиданное и неприятное, и старался понять: что же это такое? Министр ли юстиции подал в отставку? Верховный ли суд возвратил обратно мой обвинительный акт? Победили ли левые на муниципальных выборах? Одним словом, какой бес принёс его сюда? Тут я увидел, что мой посетитель уже держит конверт и прикидывает на свет одну за другой чёрные рентгеновские плёнки — всё это очень ловко, изящно и быстро, хорошо отработанным жестом опытного игрока в покер.

И тут я наконец овладел собой и сказал:

— И при вашей загруженности, ваше превосходительство! ..

И только я произнёс это, как они так на меня и уставились. Потом прокурор швырнул на стол всю кипу снимков и приказал:

— Доктор, вы бы не возражали... минут на десять?..

И сразу же нас в палате осталось двое.

Тогда я скинул одеяло, сел на кровати и посмотрел на прокурора. Он поймал мой взгляд и косо улыбнулся.

— Моему коллеге так не терпится узнать, в чём дело? — спросил он ласково и недовольно.

— Очень! — сознался я.

С полминуты мы молча смотрели друг на друга, потом он резко отвёл взгляд и встал.

— Тогда, к вашему сведению, как юристу, — сказал он очень холодно, снимая без церемоний халат и вешая его на спинку кресла. — Мы аккуратно получаем сведения о здоровье всех тех, кто числится за нами, но по болезни не может участвовать в судебном разбирательстве его дела. Но... — он усмехнулся. — Я, конечно, не рискнул бы к вам сунуться просто так... — Тут он опять сел и взглянул мне прямо в глаза. — Но прежде всего — газеты-то вы читаете?

Я кивнул.

— И, надо полагать, не только одни газеты, но и «Вестники министерства юстиции»?

Я опять кивнул.

— И, следовательно, знаете, что сейчас предстоит большой процесс национальной компартии? Очень хорошо! Тогда читайте.

Он бесшумно распахнул портфель и вынул два сложенных вдвое листа отличнейшего бристольского картона с золотым обрезом. Под штампом и эмблемой стоял чёткий машинописный шрифт:

«Высокий Сенат!

В дополнение и уточнение наших предыдущих ходатайств о рассмотрении совместимости деятельности коммунистической партии с конституционными началами нашей страны, ходатайствуем дополнительно о том, чтобы на тех же заседаниях были подвергнуты суждению Сената следующие частные вопросы:

а) Вопрос о судьбе посмертного труда проф. Л. Мезонье: насколько будет признано и доказано, что покойный учёный действительно работал над такой рукописью перед смертью.

б) Вопрос о том, можно ли признать таким предсмертным трудом профессора книгу „Расы и расизм. Некоторые итоги сорокалетнего изучения человека“, вышедшую недавно в Москве на русском языке и подписанную именем покойного учёного.

Если же названный труд будет признан действительно принадлежащим перу покойного директора Института предыстории, то и

в) вопрос о том, какими каналами, для какой цели и кем именно книга, написанная в нашей стране и нашим учёным, была переправлена за границу и вышла в стране коммунистического лагеря, а также

д) вопрос о том, может ли быть доказано документами, свидетельскими показаниями или любым иным путём, что нелегальная переправка рукописи через границу является осуществлением воли покойного и была произведена лицом, специально на то уполномоченным.

В свою очередь мы в связи с этим же желаем и обязуемся доказать Высокому Сенату, что:

1. Если книга „Расы и расизм“ в своей основе действительно принадлежит перу проф. Л. Мезонье, то ряд страниц, абзацев и подглав этой книги, вышедшей в Москве, во всяком случае являются открытой коммунистической интерполяцией, ничего общего ни с наукой, ни с действительными взглядами покойного учёного не имеющей.