Обет молчания - [42]

Повесив клетку с попугаем, она поменяла воду и насыпала семечек. Ненадолго задержалась у коробки с гнездом баджи, которая недавно вывела двух бледных крошечных птенцов — они были меньше цыплят, каких рисуют на шоколадных пасхальных яйцах. Ей нравилось приходить сюда, наблюдать за птицами, слушать их беззаботное щебетание.

Она вышла из вольера, мистер Джерроу встал, это проявление вежливости смутило ее и вновь вогнало в краску. Он казался ей немного староватым — ему было около пятидесяти лет, но ей нравились его спокойный голос и невозмутимость.

Если не считать отца и одного из адвокатов, единственными мужчинами, окружавшими ее, были тюремщики. Мистер Джерроу, грубо говоря, был одним из них, но он держался с ней иначе. По пути в корпус А4 он спросил ее:

— Я знаю, ты плаваешь с больными детьми. Тебе нравится?

— Да. Я начала совсем недавно. — Детей из специнтерната привозили купаться в бассейне один раз в неделю. — Я учу Лайема. Не все пока получается, но получится обязательно. Просто нужно немного терпения.

Она посмотрела на него краем глаза и увидела, что он одобрительно кивнул. Своей бородой он напомнил ей гномика, нарисованного на дне чашки из-под пудинга, из которых они ели, когда были маленькими. «Съешьте все до кусочка, — говорила мама, — тогда увидите, кто же спрятался на дне тарелки». И конечно, всякий раз на дне чашек под слоем йогурта, ломтиков бананов или заварного крема они неизменно находили бородача с перекинутой через плечо палкой, к концу которой был привязан узелок.

Ног не чуя под собой, моряк торопится домой —

                                                      котомка за плечами,

В душе мечтая об одном — скорей увидеть отчий дом

                                                      и выпить чашку чая.

Вспомнив детский стишок, Кейт не придумала ничего лучше, кроме как спросить его, не опоздает ли он к чаю.

Мистера Джерроу позабавило серьезное выражение ее лица.

— Знаешь, Кейт, я работаю в системе исправительных учреждений вот уже двадцать пять лет, и, если память мне не изменяет, ты — первая, кто проявил обо мне такую трогательную заботу.

Кейт вконец растерялась и почувствовала, как снова покраснела до самых кончиков волос. Она злилась на себя за то, что не знала, как ответить на его подтрунивание, — мужчины пугали ее.

— Извини, — сказал он. — Я не хотел тебя обидеть. Я ценю твое внимание. Я не спешу. Надеюсь, у тебя найдется для меня пять минут.

Кейт ничего не ответила. Он и без того знал, что сейчас она свободна. Он собственноручно составлял для них распорядок дня.

— Завтра утром к нам приезжает комиссия из членов магистрата. Они заранее предупредили, что хотят осмотреть камеру пожизненной заключенной. Я бы хотел показать им твою. Ты не возражаешь?

Она не знала, чему удивляться больше — самой просьбе или деликатной форме, в которой она была сделана.

— Об этом вы хотели со мной поговорить?

Он кивнул.

— Почему вы просите меня об этом? — поинтересовалась она. — Почему бы вам просто не поставить меня в известность о ваших планах?

— Это не мой стиль работы. — Его тон стал жестким. — Ты же изучаешь психологию. Ты, вероятно, читала о социальном распределении ролей и о моделях руководства. Как бы поточнее выразиться? Я не хочу вторгаться в твое жизненное пространство только потому, что имею на это право. Я думаю, это пространство должно быть неприкосновенным. До тех пор, пока ты, — он насмешливо посмотрел на нее, — не дашь нам повод думать иначе.

Он посторонился, Кейт собственным ключом открыла дверь в коридор. Она ждала, что он войдет первым, но он жестом пропустил ее вперед.

— Кое-что еще, — продолжал он, идя вдоль камер. — Миссис Пегрэм инициировала более тщательное расследование случая с пожаром. Она говорила тебе об этом? — Кейт помотала головой. — Мы обсудили это происшествие с сотрудниками Нью-Холла. Миссис Пегрэм предоставила рекомендации заместителям. Комиссии по УДО сообщили подробности происшедшего, они теперь знают, что во время поджога ты спала. По большому секрету скажу тебе, что… — Он замолчал, проходя мимо дневального, который с угрюмым видом выплескивал воду на бетонный пол. Кейт со страхом ждала. Что? Что он хочет ей сказать? — И пришла к выводу, что нет никаких препятствий твоему досрочному освобождению. Тебя отпустят через два месяца. — Он посмотрел на нее и от себя добавил: — Прими мои поздравления.

Кейт не могла ничего вымолвить в ответ, словно язык присох к нёбу. Главное — не потерять голову. Как говорится, надейся на худшее, лучшее тебя само найдет.

На следующий день в десять часов утра в дверь ее камеры постучали. Странно, охранницы обычно просто заглядывали в глазок. Никто не вошел, и она пошла открыть дверь. На пороге, скрестив руки на груди, стоял Дэвид Джерроу. Другие офицеры попросту вваливались. Он же всем своим видом показывал, что с уважением относится к ее частной жизни. Кейт улыбнулась ему в знак благодарности за его деликатность.

Она вдруг испытала странное чувство, словно и впрямь была хозяйкой. В комнате было чисто, Блу сидел в своей клетке.

Хорошо одетые мужчины и женщины вынуждены были разделиться на две группы: их было слишком много. Кейт захотелось припомнить, каким же собирательным существительным назвать всех этих членов магистрата? Судейство, может быть? Несмотря на то что они с ней почти не разговаривали, им удавалось держаться покровительственно, в то же время с опаской поглядывая на Кейт, словно она была способна вцепиться им в горло.