Обещание тигра - [5]

Даже в детстве я часто задумывалась над тем, когда придет конец моему цветению и я, подобно срезанным бутонам, зачахну в этой комнате – лишенная возможности поддерживать жизненные силы, так и не почувствовав тепло солнечных лучей на лице. Будь мне дозволена возможность хоть ненадолго покидать свою темницу, чтобы в одиночестве побродить по цветочным базарам, я сочла бы это бесценным даром, сродни отсрочке смертного приговора.

– Перечисли все цветы, какие сможешь вспомнить, – прервала мои размышления Иша.

– Хорошо, я попробую. – Облизнув губы, я начала: – Жасмин, лотос, ноготки, подсолнух…

– Отлично! Мы на правильном пути. Я уже вижу тебя, только пока ты еще прозрачная, как неупокоенный призрак.

– Магнолия, георгин, орхидея, хризантема…

– Еще немножечко!

– Лилия, рододендрон, амарант, ломонос, каллиандра…

– Все, умница. Теперь ты полностью видна. Как ты себя чувствуешь, дитя мое?

– Замечательно. И я не ощущаю, что использовала какую-то магию.

– Мы будем практиковать твой дар, пока господин в отъезде! Ты должна научиться пользоваться своей силой, Бай.

И мы как следует попрактиковались. Ко дню возвращения отца – ах, как быстро пролетели эти четыре месяца! – я научилась с легкостью превращаться в невидимку и обратно. Но, как ни старалась, так и не смогла применить свой дар к Ише. Наше недолгое счастье и надежды на мою магию вскоре уступили место привычной обреченности. Я наотрез отказалась покидать свою заступницу, хотя Иша потратила немало часов и еще больше слез, убеждая меня бежать без нее. В конце концов мы решили, что безопаснее будет забыть о моих способностях, поэтому я, как и раньше, продолжала сидеть в четырех стенах.

На протяжении следующих лет я лишь несколько раз использовала свой чудом проявившийся дар. Однажды я превратилась в невидимку, чтобы избавиться от назойливых приставаний одного из отцовских прихвостней. Он был из числа тех, кого не останавливал даже страх перед гневом хозяина. Еще ребенком я нередко страдала от похотливых ухмылок и щипков стражей, которыми они одаривали меня, когда отец не видел. При этом они грозились сделать что-нибудь страшное с Ишей, если я посмею пожаловаться их господину. Когда я повзрослела, все словно с цепи сорвались. Мне не было прохода от домогательств отцовских людей, они преследовали меня и постоянно пытались застать одну. Когда одному из негодяев это все-таки удалось, я убежала в соседнюю комнату и приказала себе исчезнуть. Конечно, мой преследователь заподозрил, что его как-то одурачили, но не посмел сказать об этом хозяину, ведь тогда пришлось бы объяснять, какая нужда привела его в мои покои. После этого случая я еще несколько раз пользовалась своим даром, чтобы шпионить за стражами и воровать на кухне лакомства для Иши. Но моя добрая няня так сильно боялась за меня, что ради ее спокойствия я положила конец этим проказам и прибегала к невидимости только при крайней необходимости. Благодаря неусыпной бдительности Иши и моим магическим способностям до сих пор удавалось избегать опасностей, кроме тех, что исходили от отца. Я знала, что мне грозит, узнай он о моем даре, поэтому молча сносила брань, попреки и оскорбления.

Вот и теперь, когда отец, словно голодный тигр, расхаживал вокруг, как ни хотелось мне сгинуть прочь с его глаз, я лишь стояла на месте и натянуто улыбалась. Наконец, сопровождаемые шелестом моих юбок, мы с отцом вышли за дверь и устремились по широкому коридору к выходу. Хаджари молча двинулся за нами, и я поняла, что сегодня вечером он будет моим личным стражем.

Очутившись в роскошном экипаже, присланном за нами раджей, я не выдержала и поддалась праздничному настроению. Искра предвкушения мгновенно воспламенила мои чувства, и даже присутствие отца уже не омрачало радости; мне так редко доводилось бывать за стенами дома, что я дала себе слово сполна насладиться этой возможностью, досыта напитав зрение и слух. Забывшись, я невольно улыбнулась. Моя улыбка не осталась незамеченной.

– Сейчас ты как две капли воды похожа на свою мать, какой я впервые увидел ее.

Улыбка сбежала с моего лица, я поспешила напустить на себя бесстрастный вид, задернула занавеску и повернулась к отцу.

– Она была красавицей, – неопределенно сказала я вслух.

Это был не вопрос и не приглашение к началу разговора, а простое замечание, к тому же совершенно правдивое. Я давно поняла, что гораздо проще и безопаснее отвечать, только когда тебя спрашивают, да и в этих случаях говорить так мало, насколько это возможно без риска показаться невежливой. Кроме этого, я давно отучилась изобретать отговорки, которые мой отец мог разоблачить без труда.

– Да. Была, – ответил он. – Но, – отец подался вперед, – у нее это прошло.

Намек очень прозрачный. Отец знал, что сегодня вокруг меня станут увиваться мужчины, и предупреждал, что я буду находиться под строжайшим надзором.

– Я поняла, отец, – сказала я, опустив глаза и сложив руки на коленях.

После этой беседы отец утратил ко мне интерес и до конца поездки разговаривал с Хаджари, который сидел слишком близко от меня. Несмотря на многочисленные слои шелка, я чувствовала, как его бедро прижимается к моему, а время от времени он нарочно придвигал свою ногу, толкая меня. Чтобы не обращать на него внимания, я прильнула к окну и смотрела на проплывающие мимо улицы.