Обещание нежности - [10]

На помощь пришла их старенькая соседка, Зоя Степановна, помнившая Наташу еще ребенком и всю жизнь проработавшая в Первой градской больнице. Она устроила девушку нянечкой — на таких работников в советских больницах всегда был дефицит. Теперь Наташе пришлось уйти на вечернее; день или ночь, в зависимости от смены, она проводила на работе в неизменном белом халатике, а в свободное время корпела над дипломом, который начала готовить задолго до положенного легкомысленным студентам срока. Кто бы мог подумать, негодовала про себя Наташа, что ей — это ей-то, надежде родного института, лучшей студентке курса! — придется выносить судна за больными и мыть в палатах полы… И кто бы мог подумать, счастливо улыбалась она уже через год, что именно эта проклятая, постылая работа станет той самой волшебной случайностью, которая озарит ее жизнь светом нежданной удачи и даст ей все, о чем она только смела мечтать.

Это случилось ранней весной, ночью, когда все больные уже спали и дежурная сестричка тоже сладко посапывала на диване в ординаторской. Наташа, примостившись за освободившимся столом, вычитывала отпечатанную уже дипломную работу. Мягкий полукруг света настольной лампы падал на ее склоненную голову, остро отточенный карандаш легко скользил по черным ровным строчкам, губы тихонько шевелились, проговаривая про себя какие-то фразы, и девушке казалось, что так будет всегда: ночь, рукопись, тишина и приглушенный свет на столе… Однако крупная темная тень вдруг упала сверху на рукопись, и большая мужская рука накрыла тонкие Наташины пальчики, держащие карандаш.

Ойкнув от неожиданности, она резко подняла голову и тут же улыбнулась, убедившись, что ничего страшного не грозит.

— Не спится, Валерий Павлович? — приветливо спросила она, поднимаясь из-за стола навстречу пациенту, с которым, как ей казалось, просто нельзя, невозможно разговаривать сидя.

— Не спится, Наташа, — пожаловался невысокий, полнолицый человек. Он был пухлый, кругленький, мягкий, как мячик, всегда добродушный и ласковый. Дурашливо подмигнув девушке, он запел на мотив арии Татьяны из «Евгения Онегина»: — Не спится, няня, мне так ску-у-ушно! Открой окно и сядь ко мне!..

Наташа засмеялась и, глядя в ореховые глаза маленького человечка, достававшего ей только до плеча, почувствовала, как улетучиваются куда-то усталость, раздраженность и ночная тоска. Да и как можно тосковать рядом с самим Платоновым — единственным пациентом на ее этаже, который понимает и по-настоящему уважает ее, с которым можно даже поговорить по душам!

«По душам» для Наташи всегда означало «о химии», и маленький начальник какого-то большого химико-биологического объединения, случайно подхвативший в отпуске инфекцию и потому оказавшийся в Наташиной больнице, действительно способен был не просто пококетничать с хорошенькой нянечкой, как это делали все пациенты мужского пола, а оценить ее интеллект, знания и даже ее фамилию.

— Так вот чем занимается дочь профессора Нестерова по ночам, вместо того чтобы сладко спать или даже… — Он улыбнулся, не докончив фразу, и многозначительно закатил глаза. А потом, шутливо отодвинув собеседницу в сторону, легко стянул со стола пухлые растрепанные страницы еще не переплетенного диплома.

— Наукой занимается, — серьезно ответила девушка. И в тон собеседнику, почти скопировав его интонацию, добавила: — Чем же еще может заниматься в жизни дочь профессора Нестерова?

Платонов кивнул и, мгновенно сделавшись серьезным, уже по-настоящему углубился в работу, которую держал в руках. Когда-то он очень уважал Наташиного отца, с которым не раз пересекался на конференциях и симпозиумах, хотя и занимались они разными направлениями. Непритворно сочувствовал его ранней смерти, так по-глупому незадавшейся судьбе… И теперь, листая страницы, исписанные дочерью этого человека, он впервые задумался о том, не унаследовала ли и впрямь эта скромная нянечка талант одного из своеобразнейших ученых, которых он знал. А вдруг и в самом деле… вдруг это судьба?

— Это судьба, — очень спокойно сказал он через несколько минут, подняв глаза на Наташу, нетерпеливо переминавшуюся с ноги на ногу рядом с этим беспокойным дядечкой. Ей казалось, что пауза чрезмерно затянулась, что страницы ее работы мелькают в его руках слишком уж быстро (что там вообще можно успеть прочитать при таком-то темпе?) и что Платонов, должно быть, просто смеется над ней. Посудите сами — ну мыслимое ли это дело, чтобы крупный исследователь-химик, хорошо известный в научных кругах, всерьез заинтересовался в два часа ночи дипломной работой безвестной студентки рядового химико-технологического института?!

Однако он проговорил всего два слова — «Это судьба», — и чудо оказалось реальностью.

— Ты вот что, Наташа, — серьезно и просто говорил ей Платонов уже на другой день, когда они степенно прогуливались по больничному саду: он — выполняя предписания врачей, а она — сдав смену и улучив минутку для беседы с ним перед вечерними занятиями. — Ты обязательно приходи ко мне в лабораторию, как только меня выпишут. Ты занимаешься нефтепродуктами, всерьез зацепила очень важные для нас проблемы, связанные с переработкой нефти, а это наша тематика, наш хлеб, понимаешь? Ты можешь нам по-настоящему пригодиться.