Объект - [32]

Затем юноша повалился спать, и, также как и накануне, сразу же провалился в глубокий сон без сновидений.

Такого никогда с ним было ни на родном, ни водном мирах — всегда ему снились волшебные, светлые сны, которые хотелось вспоминать и видеть ещё много-много раз.

А на следующее утро он был разбужен Шоколом Эзом, и вновь отправился на работу в подвал.

Через неделю он получил талон, где учитывалось количество купленных им продуктов, а также — карточку, в которой значилось, что он больше не безработный, а также — свою первую зарплату: три тысячи эзкудо.

Мучительными, даже жуткими были первые дни, которые Эван проработал на бойне. Он видел кровь, рубил мясо и новая кровь стекала по его рукам, по его лицу…

Теперь ночами снились ему кошмары — опять-таки кровь, мясо. Иногда в крови видел он образы тех людей, с которыми работал на шахте. Законники терзали и убивали их. Просыпался он в холодном поту, иногда вскрикивал.

Но приходил Шокол Эз, приносил книги с красивыми стихами, и эти-то стихи не давали Эвану совсем отчаяться.

Постепенно Эван привык. Его уже не выворачивало при виде сырого мяса и крови. Теперь на бойне ему поручали и более сложную работу, платили больше. Там, на бойне, можно было жарить и есть небольшие кусочки мяса, однако ж выносить их с собой ни в коем случае не разрешалось. Эван экономил на еде, поэтому отощал. Сбережения свои он хранил в тайнике под кроватью. Однако, сбережения эти увеличивались очень медленно. Ведь деньги надо было платить не только за еду, но и за жильё — причём деньги за жильё взымались в конце каждой недели…

Однажды измученный очередной рабочей сменой Эван возвращался домой, и увидел большой плакат, который натянули на грязной стене одного из домов: "Скоро! Скоро! Скоро! В 876422 день от начала Справедливости — гонки на аэроциклах".

В тот же день Эван спросил у Шокола Эза:

— Какой сегодня день?

— 876418, - бесстрастно ответил Шокол Эз.

— Значит, до гонки осталось всего четыре дня?

— Совершенно верно.

— Но ведь мои сбережения… — голос Эвана задрожал. — Я накопил всего тридцать пять тысяч эзкудо, а нужно — сто тысяч.

— Я знаю. Тридцать пять тысяч эзкудо — это очень хорошая сумма. Больше здесь скопить просто не реально. Если, конечно, ты не захотел стать грабителем.

— Нет, до этого я ещё не скатился. Но сколько ждать следующих гонок.

— Раньше пауза между ними была триста дней, недавно от правительства поступил указ уменьшить паузу до двухсот дней. Уж очень это прибыльное дело…

— Ну вот и ладно. Я ещё двести дней выдержу, а уж к тому времени накоплю сто тысяч, а через четыре дня пойду на эти гонки, как зритель.

— Входной билет стоит тысячу эзкудо, — предупредил Шокол Эз.

— Ничего… Ради того, чтобы своими глазами увидеть, что это, я готов потратить тысячу эзкудо, — ответил Эван.

— Что ж. Сходи. Потрать. Может быть, увиденное охладит твой пыл…

И вот наступил день гонок. Это был выходной день, и поэтому Эвану не пришлось отпрашиваться с работы на бойне.

К месту гонок Эвану пришлось ехать в переполненном, душном автобусе, потому что это место находилось за городом. Проезд в автобусе стоил сто эзкудо, и ещё тысячу эзкудо Эван отдал за входной билет. Деньги эти отдавал без всякого сожаления, не задумываясь, что тысяча эзкудо — это два дня мучительной работы на бойне Очень важным казалось ему хотя бы увидеть эти гонки.

Но вот билет куплен, и Эван прошёл в просторное помещение. Он то думал, что в этом помещении и будут проходить гонки, но нет — он ошибался. Зрители становились на платформы, а платформы спускались под землю.

Изначально Большой Ноктский лабиринт прорыли, продолбили в недрах Нокта для испытаний новых видов техники, затем — переделали для развлекательных целей. Вдоль извилистых коридоров, которые действительно напоминали лабиринт, тянулись трибуны — там сидели, следили за ходом гонки болельщики. Здесь же делались ставки на победителя, и значительный процент от этих ставок шёл в правительственную казну.

Напротив трибун висели большие мониторы, показывающие другие места лабиринта. Такими образом, зрители, находясь на одном месте могли наблюдать практически всю гонку…

Платформа отвезла Эвана к трибуне, на которой находилось его место, и Эван по лестнице спустился к этому месту. Можно сказать, что Эвану повезло — он сидел рядом с непробиваемым стеклом, тогда как за его спиной уходили вверх и назад быстро заполняющиеся ряды. Такое место считалось хорошим, с него хорошо было видно.

Эван положил руки на свои колени и с напряжённым выражением лица начал ждать…

Ждать пришлось долго, за это время к нему несколько раз подходили нарядные, очень бледные, улыбчивые юноши и девушки, предлагали ему еду и выпивку. Но Эван отказывался — не о желудке он думал.

Звучала музыка, которая ни в какое сравнение не шла с той музыкой, которую привезли на водный мир родители покойного Эльзара. Время от времени эта музыка прерывалась мелодичным женским голосом, который читал раздражающую Эвана рекламу, или же объявлял, сколько времени осталось до начала гонки.

За пять минут до начала на мониторах показали рекламу, где, среди многих ненужных Эвану кадров промелькнуло лицо Мэрианны Ангел — она улыбалась милой, белозубой улыбкой и говорила что-то…