Объект 217 - [5]

– Товарищ Абакумов, стройка проходит в прифронтовой полосе. Лаврентий Павлович обеспечит ее безопасность как тылового объекта. – Сталин даже не поставил под сомнение компетентность и исполнительность старого друга, и Берия вновь позволил себе сверкнуть на всех стеклами пенсне. – Но работа со шпионами ложится на ваше управление.

– Есть, товарищ Сталин! – Словно соревнуясь с бывшим начальником, сделался еще выше и комиссар.

Собственно, мог себе позволить: 35 лет только-только в апреле отметил, а уже комиссар госбезопасности 2-го ранга. При этом если всем остальным в СМЕРШе присвоили армейские звания, то Абакумов остался единственным, кому непонятно по каким причинам было оставлено прежнее. Это в стиле Хозяина: он мог и возвысить человека, несмотря на возраст, и примером здесь служил Дмитрий Устинов, в тридцать три ставший министром вооружения, а в 42-м получивший Героя Соцтруда, мог и держать рядом стариков – как дедушку Калинина. Не проморгать бы дальнейшее вознесение Виктора. А Абакумов готов рвать постромки, что и проявилось при определении названий новых управлений. Все вроде бы сошлись на аббревиатуре СМЕРНЕШ, обозначавшей «Смерть немецким шпионам», но Сталин после минутного пристального вглядывания в лежащую перед ним пояснительную записку вдруг произнес его вслух, словно пробуя на вкус:

– СМЕРНЕШ… Но ведь речь идет не только о борьбе с немецкими шпионами. У нас пасутся разведки и других стран. Назовем просто: СМЕРШ.

Голос вождя не успел смолкнуть, а Абакумов уже согласно, опережая всех, кивнул. И тут же элегантно поправил чуб, хотя ни один волосок не выбился из лелеянной им прически.

Только вот оценивать работу Хозяин будет по результатам, а не по скорости соглашательского кивка головой. А она зависит от тех, кого призовет Абакумов под свою руку. Или бабников, как сам, или ревностных служак, как… как тоже сам. Намешала природа в одном человеке всего, да по два короба…

Глава 3

Работа на объекте 217 велась перекатами. В одном месте еще только обозначали вешками будущее направление трассы, в другом засыпали котлованы, в третьем рыли тоннели в слишком крутых для паровозной тяги склонах, а в четвертом уже прибивали костылями рельсы к уложенным шпалам.

Бригада Валентины Ивановича Прохоровой возилась с земляными работами на формировочной горке. Фронтовичка, потерявшая на войне правую руку, бригадир своим прямолинейным характером и цепкой хваткой заслужила среди строителей мужское отчество, но от своих принципов никогда не отступала, ласковой быть не стремилась, хваталась за любую работу. И когда от основной трассы стали отводить всевозможные рукава и карманы для отстоя составов и другие бригады категорически отказались уходить с главной ветки, именно она согласилась перевестись на строительство совсем не героической по сравнению со всей остальной стройкой формировочной горки.

– Это такой же объект, без которого дорога никуда не двинется. А потому нормы выработки оставляем прежние – до двухсот процентов за смену, – выстроив бригаду, отчеканила Валентина Иванович.

Дородная, с крупными женственными формами, короткой стрижкой под пилотку, она вкупе с армейской исполнительностью и скрупулезной четкостью внушала окружающим непререкаемый авторитет, заработав при этом отчество на мужской лад. Никто не удивился, когда именно она объявила и соревнование среди всех бригад стройки, вывесив вдоль своего объекта написанный белилами по красной материи, непонятно где добытой, лозунг «Работать по-фронтовому».

Так и работали – по 2–3 нормы в смену.

Насыпь уплотняли трамбовками Наталья и баба Лялюшка. Не имевшая своих детей, баба Ляля любовно растила на своих коленях всю поселковую детвору и черты лица имела мягкие, выражение глаз, несмотря на шестидесятилетний возраст, распахнутое на мир. Наталья, благо что числилась еще в девках, успела до войны походить в поселковых активистах. При этом косу под красные косынки не обрезала, за модой старалась следить по журналу «Работница» и по фильмам. Даже на стройку взяла любимое платье с фонариками на плечах: победу приближать ехала, а не каторгу отбывать. Может, и стала бы в поселке первой модницей, но когда погиб на Финской жених, закрылась работой, достигнув на ней и высоких должностей, и грамот, и первых мест в президиумах.

День едва близился к обеду, и, чтобы экономно распределить силы до вечера, Наталья и баба Ляля старались не отвлекаться на разговоры и не зыркать по сторонам. Обернулись лишь на треск сучьев за спиной.

Из леса вытаскивала на плече бревно Зоря, семнадцатилетняя крестница бабы Лялюшки.

– Стой там! – строго крикнула та девчушке. Оставив колотун, поспешила вниз на помощь. Сдвинула девушку от комля к более тонкой верхушке осины. И только после этого, выворачивая шею, выговорила: – Кому говорила не поднимать тяжестей? Убитому пленному? Или у тебя самой все выкатывается из головы?

Напряглись, подтащили бревно к насыпи. Сами же и опустились на него, восстанавливая дыхание.

– Не обижай меня, крестная. Что я, совсем немощная?

– Сейчас как поддам больно! Не колючься. Ты мне не гусар на кочерге, а будущая невеста кому-нибудь… И не хихикай. Хочешь быть скособоченной? Наталья, скажи свое слово, – обернулась за поддержкой к напарнице.