Обеднённый уран - [46]

Анна Брусникина оказалась очень толковым помощником. С ней работы по установке и наладке станка пошли быстро. Итальянцы, конечно, заигрывали, флиртовали с ней, особенно Паоло, тот, который моложе и кудрявее. Это было понятно всем вокруг даже и без перевода. Наши мужики посмеивались и подкалывали Анну, она смущалась. Итальянцы не понимали, но догадывались, над чем похохатывают слесаря. В общем, атмосфера вокруг установки нового станка сложилась добродушная, работалось легко, без напряга, а в таком случае всегда всё получается, как надо.

Только Андрей Петрович неожиданно помрачнел. А ну как этот Паоло сманит, увезет Аннушку от него в Италию?! Что ему тогда делать?

А что тебе, собственно, делать, спрашивал внутри него кто-то отвратительно трезвый, ещё не перевёрнутый безумной любовной волной. Причём тут ты? Она молодая девчонка, и пусть устраивает свою личную жизнь как угодно. В Италию, значит, в Италию. Может, оно и к лучшему, тебе же спокойнее будет — там всё-таки цивилизация. Не на тебя ли, козла пожилого, должна она променять своё счастье? Нет, конечно, не должна.

Мрачное состояние Андрея Петровича не прошло мимо внимания коллектива. Давно уже не была секретом и влюблённость Караваева. Лишь он один не знал, что об этом знают все. Даже его жена знала. Но почему-то не спешила устроить Андрею Петровичу шикарный праздничный скандал — возможно, с истерикой и битьём посуды.

И как-то раз старый слесарь Панкратов сказал ему:

— Что грустишь, Петрович? Боишься, уведут девку итальянцы? Да, такого кадра заводу терять нельзя.

И подмигнул.

Андрей Петрович уставился на него остолопьим взглядом, вдруг страшно покраснел и убежал к себе в кабинет.

Следующим утром на доске приказов и распоряжений появился выговор со строгим предупреждением Брусникиной Анне за нарушение трудовой дисциплины. Пару раз она опаздывала на смену и раза три отпрашивалась пораньше, статистические данные с электронных пропусков были постоянно под рукой Караваева. Он мог наказать кого угодно и по любой причине. Вот и воспользовался. А что ему было делать? Он защищал её как мог, как умел.

Брусникина стояла возле итальянцев некрасивая, прибитая. Спецовка сегодня выглядела на ней, словно застиранный больничный халат на пациентке, которая уже несколько месяцев лежит в больнице и редко выходит гулять. А ведь ещё вчера казалось, что спецовка ей идёт и даже выгодно подчёркивает фигуру.

— За что, Андрей Петрович? — спросила Анна, когда они остались вдвоём. — Ведь я тогда отпрашивалась. а опаздывала, так транспорт у нас ходит плохо. Мне далеко ездить. Вы же знаете.

— Транспорт — не оправдание, — по привычке отрубил Караваев, и тут же спохватился. — Вы, Аня, не обращайте на всё это внимания. Я на вас не сержусь. Даже наоборот.

Если раньше кто-то на заводе ещё мог сомневаться, что Караваев влюблен в Аню Брусникину, то теперь всё стало совершенно ясно. Андрей Петрович словно подписал публичное чистосердечное признание. Хотел одного, получилось другое. Ну да что уж, бывает. Простительно. Тем более, он даже и в мыслях не смел вступить с ней в настоящие, близкие отношения. Всё это с его стороны было чисто платонически, эфемерно.

Любовь делает мужчину немного идиотом.

Караваев взял больничный. Он чувствовал, что впервые в жизни впадает в депрессию. Утром жена молча, не глядя на него, уходила на работу, а он слонялся по квартире, не зная, чем себя занять.

Доброхоты просветили Анну насчет этой нелепой ситуации. Она сначала не могла поверить, но её живо убедили. Все доказательства были налицо. Так что, когда Андрей Петрович позвонил ей и предложил вечером встретиться в кафе, она согласилась быстро, с пониманием. Ей было любопытно, страшно и смешно. Ничего такого позволять она Андрею Петровичу не собиралась, но ей просто интересно было, как это всё в жизни бывает по-настоящему.

Караваев протянул ей меню.

— Выбирайте, Аня. Я буду только кофе.

Брусникина заказала сладости. Они сидели друг напротив друга, Андрей Петрович несколько раз хотел сказать что-то значительное и грустное. но только отмалчивался. Ему и в самом деле было грустно, о чём тут говорить.

Ни к селу ни к городу вспомнилось, как его недавно почивший дядя за несколько месяцев до смерти слезливо просил завести на будущих похоронах песню Надежды Кадышевой «Течёт ручей, бежит ручей». Не завели, забыли, да и похороны теперь тихие, без музыки, тем более такой. Жалко дядю. Что ему этот «Ручей»?.. Надо бы сходить на кладбище хоть с телефоном, включить песню, исполнить долг.

Анна с удовольствием лакомилась пирожными.

— Ешьте, ешьте, милая. И простите меня за эту глупость. не хотел.

— Андрей Петрович, но я в самом деле из-за транспорта опоздала.

— Да бог с ним, с этим транспортом. Ну, что вы намерены делать дальше? Этот Паоло — он кто, что? Серьёзный человек, как вы думаете?

— Да он такой смешной, весёлый, Андрей Петрович.

— Инженер-наладчик, зарабатывает очень хорошо. Надо вам к нему присмотреться повнимательнее.

— Да ну его, он глупый, все шутки — ниже пояса.

— Итальянцы… Зато религиозны, ценят семью.

— Да ну вас, Андрей Петрович!..

Дверь кафешки распахнулась, показалась спина Лидии Караваевой. Жена Андрея Петровича силой тащила за руку какого-то молодого человека. Караваев вскочил, чтобы помочь ей, защитить. но этого не требовалось.