Объединенные разумом - [162]

Все четверо находились там. Она ещё тешила себя надеждой, что двое из них, возможно, ещё находились в процедурном кабинете. Фоб переступила порог, уговаривая себя сохранять спокойствие и душевное равновесие.

Эсро Мондрайн сидел за столом и смотрел прямо перед собой. Он не обращал внимания на находящуюся перед ним еду. Выражение его лица почти всегда оставалось неизменным; было похоже, что он улыбается какой-то одному ему понятной шутке. Когда Фоб оказалась в поле его зрения, он кивнул, признав в ней знакомого человека, и даже лукаво подмигнул. Но лоб его был покрыт каплями пота.

Тетти Снайпс сидела рядом с ним и держала его руку. Она была опрятно одета, имела аккуратно наложенный макияж, но её тело по комплекции напоминало скелет, на висках выступили синие прожилки вен. Тетти трясло.

Фоб поняла, что всего несколько минут назад закончился сеанс лечения на стимуляторе.

— Кубо передаёт привет, — сказала Фоб, обращаясь к обоим. Она сняла и повесила свой скафандр и вопросительно посмотрела на Тетти. — Какие-нибудь улучшения?

— Никаких, — ответила Тетти и покачала головой. Когда в следующий раз будешь разговаривать с Кубо, скажи, что всё это бесполезно.

— Нужно время. Может быть…

— Фоб, на этом деле я уже собаку деле съела. Я знаю лучше чем любой эксперт, чего можно добиться на стимуляторе Толкова, а чего нельзя. Я могу сравнить теперешнее состояние Эсро с тем, что случилось с Ченом, и уверяю, стимулятор здесь бессилен. Я хочу, чтобы об этом узнал Кубо.

Фоб не ответила, вместо этого она переключила внимание на другую пару, находящуюся в комнате. И если Тетти Снайпс выглядела умирающей женщиной, Годива Ломбер, которая по всем прогнозам должна была умереть, излучала здоровье.

Фоб видела её во время возвращения с корабля, висевшего над Траванкором, видела и её сквозное ранение. Ей даже не верилось, что Годива могла поправиться так быстро. В тот день на ней было платье, оставлявшее неприкрытым живот. В том месте на теле не было и следа от раны. Кожа живота и спины была ровной, без малейшего изъяна.

Какие мысли посещали мозг, скрывающийся за этим гладким лбом и прелестным лицом? Годива с любовью смотрела на неподвижную фигуру Лютера Брейчиса, крепко привязанного к стулу. Тот, в свою очередь, уставился на Фоб; один глаз выкатывался из орбиты, что создавало ужасное зрелище. Он яростно шевелил губами и упорно пытался почесать разбитый вдребезги затылок, хотя голова была привязана к специальной стойке.

— Сегодня он такое здесь вытворял! — рассказывала Годива. — Он на меня обижается, потому что я не позволяю ему попытаться принимать самому пищу. Он до сих пор всё путает. Но вас он узнал. Он поправляется.

Брейчис зарычал, как сидящий в клетке разъярённый медведь, и Фоб инстинктивно попятилась назад. Она не слышала, чтобы кто-нибудь предлагал лечить Лютера Брейчиса на стимуляторе Толкова. Он был слишком изувечен. Было просто чудом, что Годиве вообще удалось сохранить ему жизнь. На второе чудо — восстановить высшие способности человеческого мозга — надеяться уже не приходилось.

У Фоб не было аппетита, но она всё равно заставила себя немного поесть. За едой, глядя на четверых остальных, она подумала, что и Тетти и Годива ответили ей так, как и следовало от них ожидать. Тетти не видела никаких улучшений вообще, в то время как на взгляд Фоб у Мондрайна по крайней мере были заметны слабые проблески сознания. Годива же, вопреки фактам, видела в Брейчисе нечто большее, нежели потерявшее разум животное.

Теперь, глядя на них, Фоб начала очень многое понимать. Годива и Тетти прожигали свою жизнь здесь, вдали от дома, вдали от всех признаков цивилизации, вдали от друзей, в которых они могли бы найти поддержку. Они были обречены ухаживать за двумя мужчинами, которые были теперь не более чем безмозглыми оболочками по сравнению с тем, кем они были всего месяц назад. В данный момент женщины терпеливо кормили их с ложечки, но те не выражали никаких признаков благодарности или признательности.

Самым удивительным было то, что Тетти и Годива были счастливы. Если бы Мондрайн с Брейчисом поправились и снова стали людьми, это было бы прекрасно. Но если нет, Годиву и Тетти устроило бы и это. Они бы их всё равно не бросили и никогда не покинули бы Саргассовую Свалку.

Но ещё большим потрясением для Фоб было сознавать, что тоже самое можно было сказать и о ней. Она находилась здесь и ждала. Ждала чтобы Чен и Лия ответили ей, сможет ли М-29 объяснить, что произошло с другим Созданием и старыми гвардейцами, прежде чем те сумели преодолеть расстояние в пятьдесят световых лет. Ждала, когда сюда прибудут новые лишённые рассудка зомби, чтобы принять их и снова начать с ними работать.

Ждала ещё одного чуда.

Быть может, Фоб тоже навсегда останется на Свалке. И, может быть, так будет лучше.

ЭПИЛОГ

Взору открывался чужой ландшафт. Но им — мужчинам и женщинам, посвятившим всю жизнь патрулированию самых удаленных уголков солнечной системы — Земля-матушка могла бы показаться такой же чужой.

Благодаря пяти светилам, украшавшим небосвод, настоящая ночь была крайне редким событием. Сейчас же наступали сумерки — время, когда два самых ярких, находящихся на близком расстоянии солнца уже зашли, а третье медленно подплывало к горизонту. Румяный свет двух оставшихся — пары карликов, находящихся на расстоянии в треть светового года, — служил сигналом, по которому пробуждался весь ночной мир.