Объединенные разумом - [158]

Огонёк загорался и гас, когда он нажимал и отпускал кнопку. Казалось, у него фонарь светил ярче, чем у дяди Даррена.

Он посмотрел вверх и покрутил головой. Небо стало темнеть, он уже видел несколько звёздочек. Постепенно их становилось всё больше. Они были похожи на крохотные фонарики, но только не давали настоящего света.

Вдруг он почувствовал острое желание броситься вслед за мамой и дядей Дарреном. Но ведь ему нельзя этого делать. Мама будет сильно ругаться, и он получит хорошую трёпку от неё или от дяди Даррена.

Он посмотрел в ту сторону, куда они ушли. Становилось всё темнее. Как жаль, что здесь нет палатки, куда можно было бы заползти. Прошлой ночью ему было так уютно и безопасно, даже когда почти совсем погасили свет. Он слышал, как они шептались между собой в темноте. Ему было так хорошо, так тепло.

— Ты это знаешь точно? — спрашивал мамин нежный голос. — Мне нужно быть абсолютно уверенной.

— В этом нет никакого сомнения. Я разговаривал с управляющими заповедником. Пришлось притвориться, что я перепуган.

— А я думала, за всеми животными внимательно следят.

— Так говорится в рекламе. Но как только по-настоящему темнеет, они становятся неуправляемыми. Поэтому они всегда говорят, что нужно всю ночь держать в палатке включенным свет.

— Как ты думаешь, что сейчас там снаружи творится?

— Откуда мне об этом знать? Выкинь из головы эти мысли.

С той стороны, где лежала мама, послышалось шуршание, и она тихо засмеялась.

— Послушай, у тебя что ли десять рук? Но всё же, я хочу знать, что делается снаружи.

— Ну скажем, львы. Леопарды. Носороги. — Он стал прислушиваться внимательнее. Этих животных он видел на картинках. — И шакалы, и гиены, и грифы. Поэтому ночью мы не выходим наружу. Попробуй, подними где-нибудь шум или начни бегать вокруг палатки. К утру и косточки не останется. Но почему ты вдруг об этом спросила? Я думал, мы уже обо всём договорились.

— Я хочу быть абсолютно уверенной, что это сработает. Иначе мы могли бы скорее разбогатеть на прямой продаже. Там внизу, в «муравейнике» за здорового дают большие деньги.

— Которые ни на один процент не больше того, что мы получим. Они заплатят за то, чтобы мы держали язык за зубами. Послушай, моя ты неугомонная, тебе не мешало бы немного принять внутрь.

Раздался звон стекла и бульканье выливающейся жидкости. Дядя Даррен засмеялся.

— Они заплатят, никуда они не денутся. Представь себе, как будет выглядеть заповедник в глазах общественности, если мы предадим это дело огласке. Вышел из палатки на пару минут, перепуганная мать, тщетные поиски. Может быть даже психическое расстройство, как следствие. Ведь это же переполох.

— Тише! Следи за тем, что ты говоришь.

— А что здесь такого? Ради Бога. В его-то возрасте.

— Он очень смышлёный. Он может услышать, и потом он помнит буквально всё, что с ним происходило.

— Сейчас он спит. Смышлёный, говоришь? Как ты умудрилась его заиметь?

— Зачем ты опять начинаешь об этом? Это самая большая ошибка моей жизни. Не прикидывайся таким умником. Если ты такой сообразительный, что заставило тебя подписывать твой идиотский брачный контракт с той отпетой сукой?

— Перестань, Люси. С этим всё покончено, я никогда о ней даже не вспоминаю. Послушай, вот получим мы наши денежки, и будет у нас всё хорошо. Только ты и я. И… ты ведь знаешь…

— Что ты делаешь? Ты с ума сошёл! — Но в голосе мамы не было злости.

— Ты сказала, что у меня десять рук. Я хочу доказать, что, кроме них, у меня есть кое-что ещё.

— Опять? — Мама засмеялась. — Ты… ты просто маньяк.

Свет в палатке сделался ещё слабее. Раздалось шуршание и что-то похожее на тихие стоны с той стороны, где лежала мама. Дядя Даррен стал издавать ритмичное пыхтение, совсем не похожее на его обычный храп…

Уже почти наступила ночь. Вдалеке, над верхушками высокой травы виднелся огромный холм. Казалось, он всегда находился на одном и том же расстоянии, а когда кто-то пытался идти в ту сторону, холм всё время удалялся. Когда наползали сумерки, он видел над его вершиной дым. Дым и сейчас клубился там на фоне красного диска солнца.

Он сделал несколько шагов в том направлении, затем вернулся назад. Трава была слишком высокой, и в ней было слишком страшно.

Казалось, солнце падало в густые заросли травы и там растворялось. Он уже не видел даже травы, небо было почти чёрным, с разбросанными на нём яркими звёздами.

— Мама! — закричал он во всё горло. Тьма поглотила этот крик. Он бросился бежать в ту сторону, откуда они пришли. Вдруг он вспомнил о фонарике, который оставил лежать на земле. Он быстро вернулся, нашёл его и включил. Фонарь отбрасывал яркий круг света вперёд и по бокам, сзади же оставались владения тьмы. Он повернул голову назад и увидел огромный чёрный клин — длинную тень, которую отбрасывало его собственное тело. Не выпуская фонарь из рук, он попятился назад, круг света двигался вместе с ним.

Этот светлый круг стал для него всем миром. Вскоре за его пределами начали раздаваться ночные звуки. Из темноты до него доносилось какое-то бормотание и рычание, хихиканье, похожее на смех безумца. Он всматривался, стараясь разглядеть хоть что-нибудь за пределами освещённого периметра. («Львы. Леопарды. Носороги. И шакалы, и гиены, и грифы…» — Ему хорошо запомнились слова дяди Даррена. — «Попробуй, подними где-нибудь шум или начни бегать вокруг палатки. К утру и косточки не останется…»)