Обед у Россини, или Два студента из Болоньи - [4]
— Вы?
— Да, я. Разве я не сказал вам, что в нашей семье живет память об одной мрачной истории?
— Что же, расскажите мне ее.
— Не стану, поскольку здесь за столом все ее знают. Но, повторяю, пусть Россини пришлет вам свою партитуру, а я пришлю вам мою историю.
— И когда же это будет?
— Завтра утром.
— Согласен, — сказал Россини. — Сегодня же вечером, прежде чем лечь спать, я напишу увертюру.
Затем он поднял свой бокал:
— За успех оперы «Болонские студенты»!
Все охотно присоединились к тосту, зазвенели бокалы и прозвучали горячие пожелания успеха.
За трапезой только и говорили, что о прекрасном замысле.
В десять вечера гости поднялись из-за стола. Россини сел за фортепиано и стал импровизировать увертюру.
К сожалению, он забыл ее записать.
На следующий день я получил текст истории.
А вот о партитуре мне уже никогда не пришлось услышать.
История же такова.
II
КЛЯТВА
Первого декабря 1703 года, во времена папы Климента XI, около четырех часов пополудни три молодых человека, в которых легко было узнать студентов Болонского университета, вышли из города через Флорентийские ворота и направились к очаровательному кладбищу, с первого взгляда напоминавшему скорее уютный парк, нежели обитель усопших. Все трое, закутанные в длинные плащи, шли быстрым шагом и время от времени оглядывались назад, как это делают люди, опасающиеся преследования.
Один из них что-то прятал под плащом, но не трудно было заметить, что это пара шпаг.
Подойдя к кладбищу, студенты, вместо того чтобы двигаться дальше прямо ко входу, свернули направо и пошли вдоль южной стены, затем, достигнув ее оконечности, круто свернули налево и, упершись в восточную стену, увидели молодых людей: двое стояли, а один сидел; по-видимому, эти трое их ждали.
Заметив подошедших, те, что сидели, поднялись, а тот, кто стоял, отделился от стены. Все трое двинулись навстречу студентам.
Ожидавшие тоже были закутаны в плащи, и пола одного плаща была так же приподнята кончиками двух шпаг, как и у студента.
По двое молодых людей от каждой из сторон продолжили свой путь, пока не встретились вплотную, образовав новую группу.
Двое одиночек, оставшихся на месте, оказались на расстоянии двадцати шагов от нее — следовательно, в сорока шагах друг от друга.
Какое-то время четверо о чем-то оживленно переговаривались, тогда как оставшиеся на месте были, казалось, чужды этим переговорам; один, напирая всем телом на трость, ковырял ею влажную землю, а второй своей тростью подбрасывал в воздух головки чертополоха.
Два или три раза переговоры прерывались; тогда каждая из двух пар шла к своему оставшемуся на месте приятелю, и сразу же эти одиночки становились главными в своих тройках.
И всякий раз можно было заметить, как они показывали жестами, что не разделяют мнения своих спутников или не желают выполнить их просьбы.
В конце концов, поскольку переговоры затянулись и, похоже, не давали надежды на взаимоприемлемое решение, молодые люди со шпагами извлекли оружие из-под плащей и вручили своим спутникам для изучения.
Шпаги подверглись самому тщательному осмотру. Было очевидно, что обсуждалось, насколько опасны раны, причиненные клинком той или иной формы. Наконец, так и не придя к единому мнению, собеседники подбросили в воздух монету, с тем чтобы случай определил выбор шпаг.
Случай сказал свое слово. Ненужные шпаги остались лежать в стороне. Обоим одиночкам сделали знак, и они сблизились, приветствовали друг друга легким кивком и сбросили наземь плащи и куртки.
Затем один воткнул трость в землю, а второй кинул свою трость на одежду.
Оба сошлись.
Один из молодых людей дал каждому дуэлянту в руку эфес шпаги, скрестил концы обеих шпаг и, отступая назад, скомандовал:
— Начинайте!
В то же мгновение оба противника сделали выпад и шпаги ударились гардами.
Дуэлянты тотчас отступили на шаг и стали в позицию ан-гард.
Силы их были примерно равны, но невелики.
Через несколько секунд шпага одного почти целиком вошла в тело противника.
— Туше! — воскликнул, отпрыгнув назад, тот, кто нанес удар; он опустил шпагу, но не вышел из оборонительной позиции.
— Нет, — возразил раненый, — нет!
— Как угодно.
Произнесший последние слова посмотрел на клинок своей шпаги, почти на треть длины окрашенный алой кровью.
— Ничего, ничего, — повторил раненый, делая шаг вперед навстречу врагу.
Но при этом движении из раны его брызнула кровь, пальцы, державшие шпагу, разжались, и клинок упал на землю. Раненый тяжело кашлял, он попытался сплюнуть, но на это у него не хватило сил. Только кровавая пена краснела на губах.
Два его товарища, готовившиеся стать хирургами, увидев эти признаки серьезного ранения, разом воскликнули:
— О дьявол!
И действительно, почти тотчас раненый дуэлянт склонил голову на грудь, покачнулся, сделал полуоборот, взмахнул руками и упал, испустив дух.
Будущие хирурги бросились к упавшему; один уже открыл футляр с инструментами и схватил ланцет, намереваясь обработать рану.
Но второй, успевший засучить рукав, опустил руку со словами:
— Бесполезно, он мертв!
Услышав это, победитель, стоявший чуть поодаль, страшно побледнел: казалось, он вот-вот умрет сам.
Он отбросил шпагу и шагнул к телу противника, но два свидетеля остановили его.
