Обалденика. Книга-состояние. Фаза вторая - [14]

Ведь понимаю все, – удивлялся себе же Петя, – а никак с собой не совладать. Понимаю, что есть в моей жизни смысл, но чую, что – чужой, вместо Хозяина подселенный. Кто же и когда мне радость такую беспросветную подарил?..

Медленно, неспешно прорастает во мне знание новое, Хозяйское, – сокрушался он, сквозь кусты пробираясь, – какая-то вялотекущая беременность, да и только. Страх непрестанно растет, что не справляюсь… Уж и смеяться над ним устал…

– …Если хочешь убежать от внутреннего страха, – неожиданно услышал Петя знакомый урчащий голос, – обучись внутреннему бегу…

Над тропинкой прямо перед ним нарисовалась рыжая улыбка Мява.

– А если судьба подложила тебе свинью, – продолжал урчаще Мяв, – то присмотрись к ней получше: может, это всего лишь зародыш твоей птицы Счастья?

– Эх, Мяв, – Петя даже обрадоваться коту как следует не смог, – уже третий день, поди, извилины напрягаю. А придумать ничего не получается. Голова скоро от дум тех потрескается…

– Если голова болит, значит, она есть, – успокаивал его Мяв, – это уже неплохо. Теперь бы ею как следует распорядиться…

– Вот именно – как?!. – дал волю чувствам Петя.

Улыбка Мява расплылась еще шире. Кот явно и от души забавлялся.

– А ты посвяти своим проблемам полчаса ежедневно, – посоветовал он, – и используй это время, чтобы вздремнуть, – и захихикал.

– Смеешься… – обиделся Петя, насупившись.

– Помогаю, – мелко, по-кошачьи вздохнул Мяв. – Жизнь, Петя, отвратительна, когда о ней много думаешь, и прекрасна, когда просто живешь.

И растаял.

– Вот так всегда!.. – аж крякнул с досады Петя. – Нет, чтоб по-человечески, по-понятному… Так нет, все с подковыркой какой-то кошачьей, все загадки загадывает…

Он продолжил свой бесцельный путь по влажной и росистой траве, вслух негодуя и обижаясь на Мява. Шел так Петя какое-то время, пока вдруг не заметил, что, идя по тропинке и бранясь, он в то же время как бы со стороны на себя самого смотрит да усмехается тому, что видит. Даже смешок этот услышал – кошачий такой, как у Мява.

Петя даже остановился, прислушиваясь… Но вместо смеха услышал вдруг плач чей-то, из-за кустов доносящийся. Тонкий он был и пронзительный – не человечий явно, но будто о помощи зовущий. Недолго думая, туда кинулся, ступая, впрочем, осторожно и неслышно.

За кустарником в междускалье, как в западне, сидела серая зайчиха, испуганно прижав уши. Напротив нее, изготовившись к прыжку, собралась тугим клубком рыжая лисица.

Не медля ни секунды, хватанул Петя рукой сильной, рыбачьей лису за шкирку, в воздух вскинул. Второй – зайчиху осторожно с земли взял, к себе прижал, успокоить чтоб.

Теперь уже лиса издавала вопли плачущие да испуганные. Изворачивалась вся, пытаясь зубами острыми достать… Да не тут-то было – крепко и ловко Петя ее держал.

– Спасибо тебе, Петя, – сказала вдруг зайчиха голосом человечьим, – спас ты не только меня, но и моих детушек. Пропали б они без меня…

Удивился тут Петя, да не столько тому, что зайцы говорят, – в сказке все же живет, – сколько тому, что по имени его кличут. Хотел уже спросить, откуда слава о нем такая, как вдруг слышит:

– А меня?.. А моих детушек кто помилует? – подала голос и лисица. Она перестала вырываться и печально смотрела Пете в глаза. – Неужто выживут они без меня? Чем же зайчата лучше лисят?.. А, Петя? Рассуди…

Держал Петя в одной руке лису хищную и хитрую, а в другой – зайчиху беззащитную длинноухую, и как на весах их взвешивал. Будто ценность одной жизни с другой соразмерял…

И тут сумятица мыслей и терзаний дней последних, словно огнем вспыхнув, в стройный ряд выстроилась…

…Но додумать он того не успел. Что-то громадное и сильное, зацепив его за шиворот, грубо дернуло. Выпали из рук его зайчиха с лисою, метнувшись сразу в разные стороны… А голова с такою силой вниз мотнулась, что в затылке что-то хрустнуло, и в глазах потемнело…

* * *

Висел Петя, пришпиленный за шиворот к стенке пещеры, беспомощно ногами и руками болтая, почти как лиса, давеча им плененная, и интересные мысли бродили в голове его…

Неподалеку суетился великан, его сграбаставший. Он уже вздул костер и сейчас прилаживал над ним большущий котел. Таких, как Петя, там бы вместилось с пяток.

Закончив, он подошел и как-то обыденно, без злобы да суеты лишней начал ощупывать пленника.

– Не подарок, конечно, – бормотал под нос, – но ничего, мясцо имеется… навар будет…

А то намедни, – пожаловался Пете, – бродягу одного тощего в суп вариться бросил. Так он, стервец, покудова вода закипала, картошку всю в котле сожрал да деру дал, только его и видел…

Он вышел из пещеры, и по донесшимся через минуту звукам стало понятно, что людоед точит нож.

Как ни странно, но ни тревоги, ни тем более страха Петя не испытывал. Он висел и слушал, как печально, словно падающие осенние листья, шуршат тараканы, густо бегая по стенам и полу пещеры. Поживиться им было чем: то тут, то там валялись остатки предыдущей трапезы людоедовой.

Мысли неспешно текли в Петиной голове. У него было какое-то светлое ощущение, будто понято им недавно то, что делает разрешимой любую проблему, что делает смешною любую опасность, включая и нынешнюю.