Оазис - [89]

– Я не верю своим ушам!

– Положись на мое слово, отец. Я не просто сдержу его, но и получу от этого большое удовольствие.

Ченнинг, пораженный, молча смотрел на нее.

– Итак?

– Обещаю тебе, что буду молчать, – произнес он через силу.

– Твое обещание для меня ничего не значит. Но если я хотя бы краем уха услышу, что кто-то шепчется по углам насчет прошлого Зои, я тут же исполню свою угрозу.

– Погоди! А если я не единственный, кто об этом знает? – Ченнинг вспомнил о Теде Дарнелле. Когда-то он мог поручиться за начальника полиции, теперь же не был уверен, что в состоянии контролировать Дарнелла. – Кто-нибудь еще может проболтаться.

– Тогда тебе придется проследить, чтобы этот человек держал язык за зубами. Прощай, отец.

Сьюзен коротко кивнула, повернулась и вышла, не сказав больше ни единого слова. Ченнинг остался сидеть, совершенно убитый. Мир вокруг него рушился на глазах. Оказаться побежденным после всего, через что ему пришлось пройти! И кто же победитель? Его собственная дочь!

О чем ему теперь говорить с Уолдо Ризом на встрече за завтраком? Он пробежал взглядом список имен – телефоны тех лиц, которым он собирался сегодня позвонить, чтобы сообщить им, что теперь они могут без опаски продолжать строительные работы. В порыве крайнего отчаяния Ченнинг скомкал лист бумаги и швырнул его через комнату.

Дик Стэнтон одевался, напевая себе под нос что-то на калифорнийский манер. Он выбрал замшевые ботинки с кисточками на шнурках, брюки перламутрового оттенка, рубашку сизого цвета, идеально облегавшую его узкий торс, с вырезом у ворота, достаточным для того, чтобы была видна верхняя часть груди, покрытой густой порослью.

У него было назначено свидание с Синди Ходжез. Сначала обед в «Эмберсе», затем дискотека.

Дик плеснул на лицо немного лосьона и, чуть отступив, посмотрел на себя в зеркало. Разумеется, он радовался предстоящему свиданию, однако у него хватило честности признаться самому себе, что он немного нервничает. Казалось, прошли века с тех пор, как он в последний раз ухаживал за женщиной, а не просто приглашал какую-нибудь хорошую знакомую на дружескую вечеринку в непринужденной обстановке.

На память ему пришло предостережение Зои:

– Синди – настоящая акула, Дикки, и способна проглотить тебя живьем. Она властная и высокомерная. Почему бы тебе не подыскать какую-нибудь милую, добрую девушку?

– Тебе этого не понять, Зоя. Стать таким, как все, мне удастся только с женщиной, подобной Синди. Она – испытание для любого мужчины. Не думаю, что у меня это получится с девушкой, начисто лишенной страстности.

– Да, она действительно может стать для тебя испытанием. Просто я не хочу видеть, как тебе причиняют боль, только и всего, Дикки. И потом, я не понимаю, откуда это внезапное желание «стать таким, как все». Разумеется, одно время я не одобряла твой образ жизни, но в конце концов пришла к убеждению, что каждый имеет право на свой выбор.

– Зоя, но ведь именно мой прежний образ жизни и превратил меня в алкоголика. Наконец-то я это понял. Я просто не могу смириться со своей гомосексуальностью.

«Кроме того, – подумал Дик, все еще разглядывая свое отражение в зеркале, – я не был гомосексуалистом от рождения. Ни в коей мере!»

Подростком он ухаживал за девушками, как и любой другой в его возрасте, и часто пользовался успехом, в особенности у тех, кого не привлекали «волосатики».

Затем его призвали в армию и отправили на короткое время во Вьетнам, где он встретил Джесси Симса. Джесси был жизнерадостным, остроумным, красивым молодым человеком и к тому же гомосексуалистом. Они искали в обществе друг друга покой и утешение после всех тех ужасов, которые происходили у них на глазах. Да и кто бы не претерпел перемену, попав в этот ад? Они видели, как их товарищи поддавались безумию убийств, насилия и разбоя, и это причиняло им глубокую боль.

Дику удалось выйти оттуда почти невредимым, а вот Джесси убили за неделю до того, как они оба должны были вернуться в Штаты. Его сразила пуля снайпера на глазах у Дика. Тот был совершенно подавлен и до самого конца службы в армии чувствовал себя словно в тумане.

Затем Стэнтон переехал в Сан-Франциско и оказался в среде «голубых». Он сразу же погрузился в нее, ограничиваясь в первый год партнерами на одну ночь, пока наконец не поселился вместе с Кеном.

Вскоре гомосексуализм начал выходить из подполья, но Дик так и не смог к этому приспособиться. Кен воспринял с восторгом наступившую свободу нравов и даже укорял Дика за его замкнутость. Именно тогда тяга Дика к спиртному стала неуправляемой.

Он мог винить во всем Вьетнам или свое нежелание выставлять напоказ собственные сексуальные предпочтения, однако в глубине души Дик понимал, что его запои напрямую связаны с тем, что он так и не сумел полностью принять свою гомосексуальность как нечто данное природой. Дик был уверен, что, если ему удастся установить нормальные отношения с женщиной, он будет в состоянии совладать с алкогольной зависимостью.

Когда раздался звонок в дверь, Дик весело махнул рукой своему отражению в зеркале и пошел встретить таксиста. Сам он уже давно не садился за руль. Водительские права у него отобрали несколько лет назад, после трех арестов за вождение автомобиля в нетрезвом состоянии.