Везувий зев открыл — дым хлынул клубом — пламя
Широко развилось, как боевое знамя.
Земля волнуется — с шатнувшихся колонн
Кумиры падают! Народ, гонимый страхом,
Под каменным дождем, под воспаленным прахом,
Толпами стар и млад бежит из града вон.
Гоголь в 1834 году писал, что картина Брюллова «может назваться полным всемирным созданием… Мысль ее принадлежит совершенно вкусу нашего века, который… выбирает сильные кризисы, чувствуемые целою массою». Брюллов «постигнул во всей силе эту мысль», — заключает Гоголь. — «Его человек исполнен прекрасно гордых движений» («Арабески», «Последний день Помпеи»). В соответствии с установившимися мнениями Брюллов и получил в статье Стасова 1852 года высокую оценку. Но к 1861 году взгляды Стасова на Брюллова в корне изменились. Он развенчивает автора «Гибели Помпеи». Новое осмысление творчества Брюллова, одного из великих представителей старой академической школы, идет в плане решения тех задач, которые вставали перед современным русским искусством во второй половине XIX века. Эти задачи были поставлены Белинским и Чернышевским (см. статью «Училище правоведения сорок лет тому назад», т. 2). Основополагающий тезис диссертации Чернышевского («Эстетические отношения искусства к действительности») — «прекрасное есть жизнь», утверждал реализм, он был направлен против идеалистической эстетики, которая являлась основой основ деятельности Академии художеств. Чернышевский призывал писателей и художников обратиться к решению средствами искусства злободневных задач, стоявших перед обществом. С этих позиций в это время и идет переоценка прежних ценностей. Творчество Брюллова завершало большой этап, пройденный русским искусством живописи. Оно принесло для своего времени много нового и прогрессивного. Но Белинский уже в 1839 году писал: «Видел „Последний день Помпеи“ и пока ничего не могу сказать об этом произведении ни рго, ни contra… Надо еще будет посмотреть, да поизучить… Постараемся не увлекаться безотчетным уважением к авторитетам и чужим мнениям, — заключал он, — но также и не будем безотчетно увлекаться слепою доверенностью к собственным впечатлениям, которые часто бывают обманчивы» (ст. «Александрийский театр». Полн. собр. соч. в 12 томах, т. IV, стр. 434).
Слава, которую принесла Брюллову «Гибель Помпеи», увлекала многих художников. Однако решение средствами живописи задач, встававших перед русским искусством уже в 60-х годах, было невозможно вне критического отношения к достижениям Брюллова.
Организатор передвижничества Крамской, говоря о дороге, по которой должно было итти новое поколение художников, приводя в пример картину Флавицкого «Мученики христианства», писал, что художнику «найти новую дорогу помешало… отчасти время, в которое он воспитывался, и яркость славы Брюллова», так как он «страстный его поклонник» (И. Н. Крамской. «Письма», т. II, 1937, стр. 91 [2]). В новых исторических условиях, когда воспеваемое апологетами консервативного академизма творчество Брюллова превращалось в знамя борьбы против реалистического искусства на современную тему, развенчание Брюллова, как явления большого, но уже принадлежащего прошлому времени, с точки зрения Стасова, было необходимо. Вот почему Стасов теперь приходит к переоценке творчества художника. Стремясь обратить искусство к решению современных задач, Стасов пишет: «Происходит перестановка понятий и вещей: что было неважным, второстепенным — содержание — становится на самое первое, главное место; что казалось всего важнее, что одно только занимало художников и публику — техника — вдруг сходит на второе место». Под содержанием Стасов понимает здесь непосредственное реалистическое изображение современности в ее характерных чертах. Развенчивая Брюллова с этих позиций, приходя к крайне отрицательным выводам в оценке его творчества, Стасов заявляет: «Но нельзя забыть, что если теперь быстро поняли бы Брюллова и не провозгласили бы его, как прежде, величайшим гением, то этим мы обязаны самому же Брюллову. Легко понимать теперь его недостатки, легко отдавать себе отчет в содержании его художественных произведений, потому что мы прошли через его школу, которая много подняла у нас и искусство, и разумение искусства» («О значении Брюллова и Иванова в русском искусстве», Собр. соч., 1894, т. II, стр. 50).
Воззрения Стасова на существо и современные задачи искусства, изложенные в данной статье, находятся в прямой связи с его взглядами, отраженными в статье «О голландской живописи» (т. 1), и со всей серией его последующих выступлений против старой академической школы за утверждение реалистического направления.
П. Т. Щипунов
