О, юность моя! - [152]

— Я? Что-то не припомню.

— Мне об этом рассказала сестра моя, Зинаида Николаевна.

— А-а… Да, да. Но я по-обывательски путал всякую душевную болезнь с сумасшествием.

— А что вы обо мне думаете сейчас?

— Я думаю: дадите вы мне поспать или нет?

— Я спрашивал вас вполне серьезно.

— Я думаю, что вы очень умный, душевно богатый человек.

— Вот-вот. Если кто-нибудь обладает обилием оригинальных мыслей, толпа неизменно объявляет его сумасшедшим, хотя в психиатрии такого термина нет. Параноики, маньяки, шизофреники, что хотите, но не сумасшедшие. Ах, толпа… У человека много ума, именно поэтому его именуют умалишенным. Какой бред! Ну, спите, спите. Я вами очень доволен.

Валерьян ушел на свою кровать, а Елисей отвернулся к стене и тут же заснул. Проснулся он оттого, что кто-то упорно глядел ему в лицо.

— Кто? — спросонья вскрикнул Леська и сел на постели.

— Я, Валерьян. Дело в том, что вчера я начал рассказывать вам о любви и только сейчас обнаружил, что не закончил своей мысли. Если не ошибаюсь, мы с вами остановились на том, что человек изобрел любовь, внеся в половые отношения оценку личности. Так вот. На первых этажах развития общества люди, как это доказал Морган, сначала понимали брак в виде «промисквитета»: все мужчины сходились со всеми женщинами.

— Знаю. Это я читал у Энгельса,— сонно отозвался Леська.

— О любви, конечно, при такой системе не могло быть и речи. Затем появился брак «пуналуа»: все братья одной семьи жили со всеми сестрами другой. И здесь не могло быть речи о любви, ибо юноша, вступая в брак, не выбирал себе подруги, а подчинялся решению семьи. Так же, вероятно, скопом решали они вопрос о том, на какого зверя охотиться или куда гнать скот на зимовку.

В окне все еще блестели звезды. Леська взглянул на ручные светящиеся часы: четверть пятого. Но Валерьян — ни в одном глазу.

— Любовь возникла тогда, когда брак стал парным, то есть когда юноша должен был выбрать себе одну-единственную девушку из всех и прожить с ней всю жизнь. Так возникло тревожное желание найти такую девушку, которая соответствовала бы всем его запросам, а эта тревожность породила мечту. Тогда-то и появляется то чувство, которого не знают звери, но которое развилось в человеке, стремящемся к счастью и видящем его в завтрашнем дне. Чувство это — любовь.

Елисей заложил руки за голову и попытался уснуть с открытыми глазами, но Валерьян коснулся самой глубинной Леськиной струны, и Леська поневоле заслушался.

— Философы пессимистического направления в любовь не верят. Шопенгауэр называет любовь «западней природы», ибо человеку только чудится, будто он нашел мечту, воплощенную в этой девушке или в этом юноше, но в дальнейшем он неизбежно разочаровывается. Значит, любовь — обман чувств? Но поэты все же утверждают любовь как самое прекрасное из всего присущего природе человека. И действительно: читая терцины Данте о Беатриче, сонеты Петрарки о Лауре, стихи Блока о Прекрасной Даме, мы невольно потрясены силой их переживаний, которые длились не мгновение, а целую жизнь. И уж само по себе богатство этих переживаний есть великое счастье. Значит, Петрарка с его верой в любовь счастливее Шопенгауэра с его неверием. Разве одним этим не опровергается философия пессимизма?

Елисею уже спать не хотелось. Душевнобольной Валерьян обладал могучей логикой. Пядь за пядью развеивал он тот хаос, который дымился в Леськиной груди. Каждая встреча с женщиной делала его мысли о любви все глуше и глуше. Ни с Леонидом, ни, тем более, с Андроном он не мог даже обсуждать их. Но появился студент Коновницын и с изумительной ясностью для своего больного мозга начал прокладывать дорогу.

— А как же все-таки быть с мечтой? Всем известно, что Лаура, мать пятерых детей, была совершенно ординарной женщиной и жила очень замкнуто. Значит, Петрарка воспевал ее, в сущности, ее не видя? Да. Но Петрарка творил ее образ по очертаниям своего идеала женщины, и, будучи далекой от идеала, Лаура становится идеальной для всего человечества.

Леська зааплодировал Валерьяну, сам того не заметив.

— Здесь мы подошли к самому главному,— продолжал Валерьян, не обращая внимания на Леськин энтузиазм.— Любовь, повторяю, возникает в нас тогда, когда мы встречаем человека, в котором, как нам кажется, воплощен наш идеал. Но будет ли этот идеал существовать или рассеется как дым, это зависит от нас самих. Петрарка — великий поэт. Его фантазия помогла ему видеть в Лауре то, чего в ней, может быть, и не было. Но, оказывается, такой фантазией обладает каждый человек, ибо в каждом человеке пылает лиризм.

— Или только теплится.

— Или теплится. Разница между Петраркой и рядовым человеком в том, что Петрарка сумел эту фантазию держать в пламени всю жизнь, а рядовой слишком скоро гасит ее в себе, поддаваясь целому рою мелких житейских неурядиц. Значит, если любому из нас выпадает счастье встретить ту самую, которая как бы воплощает наши мечты, задача его в том, чтобы удержать это счастье на высоте.

Валерьян встал. Он подходил к концу и не мог уже говорить о любви сидя.

— Великие поэты изобрели любовь. Они показали миру, как можно из животного инстинкта создать прекрасное, благородное чувство, наполняющее душу сиянием. Это сияние они передали людям из ладоней в ладони. Теперь мы сами в состоянии следить за этим светом, давать ему приток чистого воздуха, оберегать от чада. Любовь надо лепить, как статую!